игрок: Баскакова Настя ==== Катарина Флорес, 26 лет Дочь врача-хирурга. Мать погибла при бомбардировке Форкосиган-Вашного. Дома остались трое младших братьев и сестра. Тоггда же в 17 лет Катарина вступила в ряды барраярских воооруженных сил (вольнонаемный персонал МПВ) волонтером. Обучена основам ухода за больными. Гражданская специальность - сестра-сиделка. (Неофициальные сведения: знакомство с Петером Форкосиганом - предположительно 2027 год.) *** Отрывки из неотправленных писем Катарины. 2028 год Дорогой мой Петер, недосягаемый, замкнутый вояка. Глупость - все эти письма, что я пишу у изголовья твоей кровати, сражаясь со сном (ну когда еще можно поглядеть на тебя влюбленными глазами, по-бабьи подперев щеку кулачком). Я знаю, что не могло быть у нас иначе, мы бы и не встретились никогда, не будь этой войны, знаю, что и так не было бы трогательных прогулок при луне, бесед за бокалом вина на террасе в сумерках, не было бы знания друг друга до мельчайших воспоминаний… И все же - хочу так. Пусть и в письмах, которые ты никогда не увидишь - ничего, я тихонько, даже не шепотом, одними губами, - прочту тебе их, пока ты спишь, мой родной… Да нет - мой чужой любимый. Я хотела бы рассказать тебе о своем детстве - о нежной, взбалмошной, капризной красавице-матери (я на нее ничуть не похожа, знаешь). Как она была хороша, когда чувствовала себя счастливой! А случалось это только в танце - она лучилась радостью, когда танцевала с младшими детьми. О вежливом, преувеличенно-заботливом, слегка отстраненном отце (проклятье, никак не привыкну не называть его так) - как грустнел его взгляд, на мне останавливаясь, а я так хотела, так хотела быть любимой папиной дочкой, и была пай-девочкой, и ходила за ним хвостиком, а потом, уже подростком, пыталась подражать ему во всем (откуда, ты думаешь, у меня некоторая "резкость манер", как ты, аристократ проклятый, привык выражаться?). Даже медициной заинтересовалась, чтоб папе приятное сделать. А позже и самой пригодилось. Хотела бы рассказать тебе о братишках и сестре, да нечего: всех пришлось нянчить, помогать надо было матери, а уж дела неприятнее, чем ходить за младенцами, для меня не существует, с тех пор и не понимаем друг друга… …Я так и не верю до сих пор, что мама погибла, - хоть и знаю об этом наверняка. Мы с нею были… одно целое, понимаешь? Всегда казалось, что во всем мире я только ей нужна… Теперь и тебе немного, правда? Смотри-ка, даже во сне насупился, - ладно, спокойно, Форкосиган, это я так, дежурное кокетство. Отец... Я его не виню, не за что, - но как так произошло, что он, забрав нас, оставил маму одну в городе? Не знаю точно, о чем они говорили перед этим, поздно ночью, запершись в спальне. Ма тяжело переживала войну, начала видеть кошмары. Я часто заставала ее ночью на кухне - обхватив ладонями чашку с травяным отваром, она молча смотрела в окно, иногда плакала. Я укутывала ее плечи шалью, и мы подолгу молчали, обнявшись. Папа забрал нас рано утром, ма осталась собирать какие-то вещи. Я могла бы остаться с ней, но некому было присмотреть за детьми. "До завтра, милая". Вот и все. На следующий день Форкосиган-Вашный подвергся бомбардировке. Это было в прошлом году. А потом - впервые на моей памяти напившийся после дежурства отец, выкрикивающий обидные слова сдавленным шепотом - чтобы не услышали младшие. "ТЫ, отродье фора!.. Не хочу тебя видеть рядом! Она всегда о твоем папаше думала, только о нем, до последнего дня! Тревожилась - не погиб ли. Танцевать ее он научил… И обрюхатил заодно, ага. А мне, стало быть, на тебя теперь смотреть да радоваться?" Вот так, Форкосиган, подобное к подобному. Я не знаю ничего о том времени жизни матери. Только что она ухаживала за цветами в загородном доме какого-то аристократа - ее отец, дедушка Лейден, там садовничал. Знаю, что потом вышла замуж за бездетного вдовца, моего па… господина Флореса. Видно, не без причин так торопились со свадьбой. И папа, наверное, всегда обо мне все знал. Наутро мы с ним простились. Навсегда. Я так решила. А он не возражал. 2029 год …Отомстить за маму хотелось страшно. Я-то, когда шла в армию, думала - вот, выучусь на снайпера и буду десятками ИХ считать. Как бы не так. Хорошо выглядеть, улыбаться, истории забавные рассказывать. "Девушки, вы должны стать властительницами дум наших бойцов. Вытеснив из их голов мысли о смерти". Строевой шаг, основы самообороны, основы медпомощи (уж в этом-то я разбираюсь, много папа показывал). Основы… Спецкурс для любопытствующих. Совсем не то, что мне представлялось. Впрочем, я, пожалуй, рада, что не убиваю. Знакомый снайпер дал мне в руки лазерную винтовку и предложил научить стрелять, ради смеха. Цетагандиец сложился, как куль с мукой, беззвучно на таком расстоянии. А я после плакала, и ты, тогда еще немыслимо далекий, неизвестно как оказавшийся рядом, строго спрашивал, что случилось, тряс за плечи, а после обнял и увел к себе. Отстранившись, закурил трубочку - и молча просидел рядом всю ночь. Пожалел, да? Мне действительно полегчало тогда. Не то, чтобы можно было рыдать на груди, но все живой человек рядом, да еще спокойный, уверенный. Совершенство. Счастливая женщина леди Форкосиган. Ах, спросил бы ты как-нибудь, с чего все началось. Недоуменно вздернул бы бровь и промолчал, точно. Девичья казарма - страшное дело, болтовня бесконечная. Поди удержи батальон девиц от шуточек-прибауточек на сон грядущий. - Эй, Флорес! Признавайся, а ты-то зачем здесь, если еще ни одного вояку не закадрила? Молчу, слегка улыбаюсь. Бедные девчонки, тяжко им в войну. Хорошо, что у меня все по-другому - никогда никем не интересовалась в смысле… Ну, это… Ну, ты понимаешь, Петер. - Флорес, ну не молчи же? Может, тебе цетагандийца поймать, если нормальных боишься? - Смеются, бестии. - Я не боюсь никого. И ничего. Ну, разве что стать такой же глупой, как вы, мои дорогие. И снова хохочут. Славные девочки, милые. Жалко их очень - сколько в подушку выплакано тоски, я-то знаю. А я справляюсь, хоть и вижу во сне каждую ночь уничтоженный город и маму. И себя еще никому не позволяла утешать. - Кати, да ты просто не умеешь обращаться с мужчинами! Слушай, я тебя научу… - Не стоит, - нарочито лениво роняю я. Нет, только не показать, как задели меня слова Ингрид! - Я получу любого мужчину, какого захочу. Если он не полный дурак, конечно. Впрочем, полного дурака точно не захочу. - Да ну, Кати, какая самоуверенность! Хвастунишка! Наверное, она даже ни разу не целовалась. Хохот. - Напишите три имени, я вытащу жребий. Кто выпадет - будет моим. И больше никакой болтовни обо мне, поняли? - сжала кулаки. Ох, нрав мой да язык мой! Не сдержалась, черт. - Идет, - подхватывает затею Ингрид. Через минуту я читаю на клочке бумаги твое имя. И понимаю, что не желала бы видеть ничье другое. Чем больше смотрю на тебя - тем больше недоумеваю - и как меня угораздило? В отцы же годишься, точно. …Девицы тогда притихли - они-то для смеха написали. "Флорес, не надо. Обожжешься", - это Ингрид. "Забудь, не бери в голову. Посмеялись - и будет. Все-таи отец семейства, и жена жива-здорова, не забывай", - Зара, тихо. "Хорошо, - так же тихо отвечаю я, почти с сожалением отвечаю. - Забудьте и вы". Расходимся спать. Я тогда впервые увидела тебя во сне, Петер. Не развалины и трупы, а тебя. Таким, как в ночь моего "боевого крещения" - с трубкой, воротничок мундира расстегнут, прядь волос падает на лоб. Проснулась в слезах и с улыбкой. Все, что было потом, ты и так знаешь - подстроенные случайные встречи, несколько танцев на вечеринках, массаж. И почти два года назад - я, разрумянившаяся от грога и танцев, с двумя горячими кружками, на пороге твоей комнаты. "Скучаете? Сегодня хороший грог получился, пробуйте. Ваше здоровье!" Восторженно смотрю на то, как ты двигаешься - плавно, уверенно, - улыбаюсь, облизываю пересохшие губы, смущаюсь, отвожу взгляд. Забираешь у меня обе кружки, ставишь на стол, оборачиваешься. Шаг, другой, молчание. Осторожно поднимаю глаза - ты совсем-совсем рядом. Как голова кружится!.. 2030 год Все. Война почти окончена. Действительно, все. "Меня вызывают в столицу". Ну что ж, ты так решил. Никогда не думала, что будет так тяжело. Впрочем, никогда не думала, что все хорошо закончится. Возвращайся. К дорогой супруге. К детишкам. Давай, ага! Будь ты проклят, Форкосиган, как больно!.. Я не поеду за тобой в столицу. Не хватало еще унижаться. Интересно, найдется для меня место в госпитале у кого-нибудь из знакомых отца? И подальше, подальше от тебя! Я стану хирургом, вот увидишь! И мне будет наплевать на тебя. Я справлюсь. Вчера получила письмо от господина Эстерхази, в его госпитале нужна сиделка. "Не надейтесь, юная дама, на блестящую карьеру, лучше мужа себе найдите, так-то". И все-таки - еду. Сегодня ты обнимешь жену. А я встречу этот вечер в дороге - далеко от тебя. 2036 год Здравствуй, Петер! Давно не видела тебя, милый. С того самого вечера, шесть лет назад. Я была с тобой счастлива - несмотря на войну и горе вокруг. Иногда мне хотелось, чтобы война не кончалась никогда - о, как я стыдила себя за подобные мысли! Но можно было, снова оказавшись неподалеку, лететь к тебе на одну ночь, иногда - на несколько часов, а то и просто взглянуть в глаза. Можно было считать себя женой и гордиться - не по сговору, а по своей воле, потому что я так хочу, мне даже от него ничего не нужно, кроме лихорадочных, до хруста в ребрах, объятий, кроме синяков на запястьях и плечах, кроме беспокойного короткого забытья рядом. И еще - хорошо было, когда ты сидел на кровати, не спеша набивая трубку, а я на полу, положив голову тебе на колени, распустив волосы, и ты перебирал их пальцами. И тут - "меня вызывают в столицу". Легко так. Больно так. Мы никогда не говорили о нас. И о тебе тоже. И о твоей семье. Мы вообще мало разговаривали - может, поэтому казалось, что все происходящее не всерьез, просто не по-настоящему, просто не существует. Неправда. Всерьез. Ты мой родной человек. Одна ночь мне понадобилась, чтобы почувствовать - и три года, чтобы понять и принять это. Я еду в столицу, я попаду во дворец. И, Петер, я хочу увидеть тебя и сказать "люблю" - пусть поздно, пусть невпопад, пусть в пустоту, но сказать. Я хочу, чтобы ты знал - вот просто так. И еще сказать - не отпущу. Я-то не говорила тебе "прощай". У меня нет никого, кроме тебя, и не будет никого. Ты мой единственный, я создана для тебя. Мы ведь хотим одного и того же, Петер?