Иста заставила себя посмотреть на кровать и застыла, как вкопанная.
Постель была убрана. Он лежал поверх стеганого покрывала, выглядя не как больной в кровати, а как человек, который ненадолго прилег отдохнуть в самый разгар дня. Или как покойник, которого обрядили в лучшие одеяния для погребения. Длинный и стройный, точно такой, как она видела в своих снах, он был одет совсем по-другому: не как больной или спящий, а как придворный. Коричневый камзол с вышитыми переплетающимися листьями был застегнут до самого верха. Брюки в тон были заправлены в начищенные сапоги, застегнутые на икрах. Коричневая накидка была расправлена под ним, а ее полы аккуратными складками лежали рядом. На них располагался меч в ножнах, чей инкрустированный эфес лежал под его расслабленной левой рукой. На пальце сверкало кольцо с печатью.
Его волосы были не просто зачесаны назад от высокого лба, а заплетены в две аккуратные косы, идущие от каждого виска к макушке. Темные с изморосью седины волосы были далее собраны в одну косу, которая была перекинута через правое плечо и покоилась у него на груди, и даже хвостик под коричневой завязкой был аккуратно расчесан. Он был выбрит, и совсем недавно. Ноздри Исты щекотал запах лавандовой воды.
Она осознала, что Горам наблюдает за ней с болезненным напряжением, судорожно сцепив на груди руки.
Эта безмолвная красота была явно делом его рук. Что же это был за человек, если вызывал такую преданность у своего слуги, даже потеряв всю способность карать или оказывать милость?
- Пять Богов, - прошептала Лисс. - Да он мертв.
Горам втянул воздух. - Нет, не мертв. Он не гниет.
- Но он не дышит!
- Дышит. Это видно по зеркалу, вот, - он бочком обогнул кровать и достал маленькое ручное зеркало из стоящего рядом сундука. Сердито глядя на девушку из-под нахмуренных бровей, он поднес его к носу Лорда Илвина. - Видите?
Лисс склонилась над неподвижной фигурой и подозрительно посмотрела вниз. - Это след от твоего пальца.
- Нет!- Что же, может быть: - Лисс выпрямилась и резко отступила, словно приглашая Исту занять ее место около кровати и самой посмотреть.
Иста наклонилась под тревожным взглядом Горама, пытаясь найти добрые слова для этого седоватого человека. - Ты хорошо о нем заботишься. Какая трагедия, что Сер ди Арбанос был так серьезно ранен.
- Ага, - произнес он, сглотнул и добавил, - Ну: давайте, госпожа.
- Прошу прощения?..
- Ну: целуйте его.
На какое-то мгновение она так стиснула зубы, что заболели челюсти. Но на морщинистом напряженном лице Горама не было ни признаков сдерживаемого веселья, ни даже намека на розыгрыш.
- Я Вас не понимаю.
Он кусал губы. - Он оказался здесь из-за принцессы. Я подумал, что, может быть, Вы сможете разбудить его. Ведь Вы королева: и все такое.- Поразмыслив немного, он добавил, - Вдовствующая королева.
Он абсолютно серьезен, с беспокойством поняла она. И произнесла так мягко, как только могла, - Горам, такое бывает только в детских сказках. Мы, увы, уже не дети.
Она отвела взгляд в сторону, услышав тихие сдавленные звуки. Лицо Лисс было перекошено, но, благодарение пяти богам, она удержалась от смеха.
- Но Вы могли бы попробовать.<i> Плохого-то не будет, если Вы попробуете.<i> - Он снова принялся раскачиваться вперед и назад.
- Боюсь, это все равно не принесет никакой пользы.
- Но и плохо не будет, - упрямо повторил он. - Нужно попытаться сделать хоть что-то<i>.
Должно быть, у него ушло несколько часов, чтобы тщательно подготовить к ее приходу и обстановку и хозяина. Какая отчаянная надежда могла завести его так далеко?
Может, он тоже видит сны.<i> От этой мысли у нее сбилось дыхание.
Воспоминание о втором поцелуе Бастарда обожгло ей лицо. А что, если это была не нечестивая шутка, а еще один дар: дар, который нужно передать? Может ли так быть, что ей дарована возможность сотворить чудо исцеления, вот таким вот милым способом? Так святых совращают их Боги. Ее сердце колотилось от затаенного волнения. Жизнь за жизнь, и милостью Бастарда мой грех будет прощен.
Зачарованная этой мыслью, она наклонилась вперед. Тонкая кожа на выступающих скулах Илвина была тщательно выбрита. Бескровные губы слегка приоткрылись, и были видны зубы.
Его губы не были ни теплыми, ни холодными, когда она прикоснулась к ним.
Иста вдохнула воздух ему в рот. Она вспомнила, что язык был посвящен Бастарду, точно так же как лоно посвящалось Матери, мужские органы - Отцу, сердце - Брату, а мозг - Дочери. Как ошибочно полагали квадрианские еретики, так считалось, поскольку язык был источником любой лжи. Она незаметно посмела раздвинуть эти зубы, чтобы коснуться прохладного кончика языка своим, подобно тому, как во сне Бог овладел ее ртом. Ее пальцы раздвинулись, накрыв грудь в области сердца, не столько для того, чтобы коснуться его, сколько для того, чтобы потрогать повязку вокруг его груди под этим расшитым одеянием. Грудь не поднималась. Его темные глаза - а она уже знала какого они цвета - не распахнулись от удивления. Он лежал, не шелохнувшись. Выпрямившись, она проглотила едва не вырвавшийся стон разочарования и тайного недовольства. Снова обрела голос, который куда-то пропал.- Видишь. Бесполезно. - Дурацкая надежда и дурацкий провал.
- Да, - произнес Горам и внимательно посмотрел на нее, прищурив глаза. Он тоже выглядел разочарованным, но ни в коем случае не сломленным. - Должно быть что-то еще:
Выпустите меня. Слишком больно.
Лисс, стоявшая рядом и наблюдавшая за происходящим, посмотрела на Исту, молчаливо извиняясь. Следующая лекция будет о том, что в обязанности служанки входит оберегать свою госпожу от назойливого, глупого и странного, но это потом.
- Но Вы - именно та, о ком он постоянно говорит, - настойчиво повторил Горам. Казалось, он вновь обрел смелость. Или, может быть, тщетность ее поцелуя уменьшила его страх перед ней. Ведь она, в конце концов, всего лишь вдовствующая королева, очевидно, недостаточно могущественная для того, чтобы вдохнуть жизнь в умирающего.
- Невысокая, вьющиеся волосы спадают по спине, серые глаза, спокойное серьезное лицо: он сказал, что вы серьезная. - Он осмотрел ее с ног до головы и коротко кивнул, как будто удовлетворенный ее серьезностью. - Та самая.
- Кто сказал?.. кто тебе описал меня? - потребовала Иста раздраженно.
Горам кивнул в сторону кровати. - Он.
- Когда? - Голос Исты стал таким высоким (выше, чем она хотела), что Лисс подскочила.
Горам развел руки. - Когда он приходил в себя.
- Он приходит в себя? Мне казалось, Леди Каттилара дала мне понять, что он так и не выходил из этого состояния с тех пор, как его ранили.
- А, леди Катти, - сказал Горам, и фыркнул. Иста не была уверена, собирался ли что-то сказать или просто прочистил нос. - Но он засыпает снова, понимаете? Он приходит в себя ненадолго почти каждый день, ближе к полудню. Обычно мы пытаемся запихнуть в него как можно больше еды, пока он может глотать, не давясь. Но этого не хватает. Он похудел, как видите. Леди Катти: ей в голову пришла замечательная мысль вводить ему через горло по небольшой кожаной трубочке козье молоко, но Вы же сами видите, этого недостаточно. Он слишком худой. С каждым днем онсжимает мою руку все слабее.
- Он все понимает, когда приходит в себя?
Горам передернул плечами. - Ну...
Не слишком ободряющий ответ. Но если он приходит в себя, почему это не случилось сейчас, когда она поцеловала его, или в любое другое время? Почему только тогда, когда его брат спит без движения: Она отогнала эту мысль.
- И он говорит, иногда, - добавил Горам. - Кто-то сказал бы, что он просто бредит.
- Здесь что-то сверхъестественное, Вам так не кажется? - сказала Лисс. - Какое-то рокнарское колдовство?
Иста вздрогнула от этого замечания. Я не собиралась спрашивать об этом. Я не собиралась ничего предполагать. Я не хочу иметь ничего общего со сверхъестественным. "Колдовство незаконно во всех княжествах и в Архипелаге". В Чалионе оно тоже не поощряется, причем не только по теологическим причинам. И все же при стечении благоприятных обстоятельств, сдобренных изрядной долей отчаяния, преступности или высокомерия, бродячий демон мог бы одинаково ввести в искушение как почитателя культа четырех богов, так и приверженца пятибожия. И даже больше, ведь в случае, если квадрианин, вступивший в контакт с демоном, обращался за помощью в Храм, он рисковал быть обвиненным в ереси.
Горам снова пожал плечами.
- Леди Катти считает, что все дело в яде от рокнарского кинжала, потому что рана никак не заживает. Когда я работал на конюшне, мы травили крыс, но ни одна отрава так не действует.
Лисс нахмурилась, глядя на неподвижное тело. - Ты давно у него в услужении?
- Три года.
- Конюхом?
- Конюхом, сержантом, посыльным, разнорабочим, что потребуется. Сейчас прислуживаю. Остальные, они слишком нервные. Боятся его трогать. Только я за ним хорошо ухаживаю.
Она склонила голову на одну сторону, по-прежнему озадачено нахмурившись, и спросила: "Почему у него рокнарская прическа? Хотя, должна признать, ему идет".
- Он там бывает. Бывал там. Разведчиком марка. У него хорошо получалось пробираться на их территорию, он знает язык, отец его матери был рокнарцем, хотя она и научилась молиться пяти богам - он однажды рассказал мне.
Снаружи раздались шаги, и он с тревогой посмотрел в том направлении. Дверь открылась. Раздался резкий голос леди Каттилары: "В чем дело, Горам? Я услышала голоса. О, прошу прощения, королева".
Иста повернулась к ней, скрестив на груди руки; леди Каттилара присела в реверансе, бросив при этом сердитый взгляд на конюха. На ней был фартук поверх платья, а котором она появилась за обедом. За ней следовала служанка, несшая закрытый кувшин. Ее глаза слегка расширились, когда она увидела, как одет больной, и резко выдохнула через нос, в бешенстве.
Горам весь сжался, опустив взгляд, и неожиданно снова принялся что-то неразборчиво бормотать.
Иста, тронутая его побитым видом, решила ему помочь: "Вы должны простить Горама, - тихо сказала она. - Это я спросила у него, нельзя ли мне увидеть Лорда Илвина, потому что:- действительно, почему? Посмотреть, похож ли он на своего брата? Нет, звучит слабовато. Посмотреть, похож ли он на того, кого я видела в своих снах? Еще хуже. - Я заметила, что лорд Арис очень озабочен его состоянием, и решила написать одной моей знакомой очень опытной лекарке в Валенде, просвященной Товии, чтобы она высказала свое мнение по этому случаю. А потому я хотела бы иметь возможность очень точно описать его и все симптомы. Она всегда требует точные сведения для того, чтобы поставить диагноз.
- Как мило с Вашей стороны, королева, предложить нам услуги Вашего собственного врача, - произнесла Леди Каттилара взволнованно. - Мой муж на самом деле очень опечален тем, что случилось с его братом. Если Старшие Лекари, за которыми мы посылали, по прежнему, не будут гореть особым желанием отправляться в такие далекие путешествия: обычно, они уже в преклонных годах, как оказалось: мы будем Вам очень благодарны за такую помощь. - Она бросила взгляд, полный сомнения, на служанку, в руках которой был большой кувшин. - Вы считаете, ей захочется узнать, как мы кормим его козьим молоком? Боюсь, этот процесс не слишком приятен. Иногда он давится.
Подтекст был понятен, мрачный и отталкивающий. Учитывая всю ту работу, которую проделал Горам для того, чтобы представить своего изнуренного хозяина в наиболее достойном виде, Исте не хватило бы смелости смотреть, как с этого длинного тела снимают прекрасные одеяния и проделывают нелицеприятные процедуры, как бы необходимы они для него ни были. - Я думаю, что просвященная Товия прекрасно знакома со всеми приемами ухода за больными. Не думаю, что мне необходимо писать об этом..
Леди Каттилара, казалось, успокоилась. Она махнула рукой служанке и Гораму, приказывая продолжать, и прошла с ними к покоям Исты. Сгущались сумерки, внутренний двор был полностью в тени, хотя высоко в темнеющем синем небе облака сверкали розовым светом.
- Горам - очень исполнительный человек, - извиняясь, сказала Каттилара Исте, - но боюсь, он слишком уж прост. Хотя он и лучший из людей лорда Илвина среди тех, кто ухаживал за ним. Мне кажется, все слишком напуганы. А жизнь Горама до этого была намного грубее, поэтому он не такой брезгливый. Не думаю, что смогла бы справляться с Илвином без него.
По мнению Исты, только речь Горама была безыскусной, но этого нельзя было сказать о его руках, несмотря на то, что, глядя на него, создавалось впечатление не слишком умного слуги. - Похоже, он относится к Лорду Илвину с редкостной преданностью.
- Это и не странно. Кажется, когда в молодости он был денщиком, он попал вплен во время злополучной кампании короля Орико, и его продали в рабство квадрианцам. Во всяком случае, Илвин освободил его во время одной из вылазок в Джокону. Уж не знаю, купил ли его Илвин, или как: хотя, кажется, имел место какой-то неприятный инцидент. С тех пор Горам оставался при Илвине. Наверное, он уже слишком стар, чтобы уйти и заняться чем-то еще, - Каттилара бросила на нее быстрый взгляд. - О чем этот бедолага попытался рассказать Вам?
Лисс уже открыла рот, но Иста ущипнула ее за руку прежде, чем она успела произнести хоть слово. Иста ответила: "Боюсь, он не слишком красноречив. Я надеялась, что он уже давно работает здесь и сможет рассказать мне хоть что-то о молодости братьев, но оказалось, что это не так".
Каттилара сочувственно улыбнулась: "Когда Лорд ди Лютез еще был жив и молод, Вы имеете в виду? Боюсь, канцлер: - он уже был в это время канцлером Короля Аяса, или еще только поднимался вверх по карьерной лестнице?.. - не слишком часто приезжал в Порифорс.
- Вот и объяснение, - холодно произнесла Иста. Она позволила Каттиларе увлечь ее и Лисс в их покои, после чего хозяйка вернулась в комнату Илвина, чтобы понаблюдать за кормлением.
Или чем бы она та мне занималась, ухаживая за Илвином. Иста гадала, добавляли ли что-нибудь еще кроме меда в козье молоко, и какими странными специями была сдобрена еда, которую в него впихивали раз в день. После чего он несвязанно бормотал, а потом засыпал на весь день, так что не было никакой возможности его добудиться.
Какое привлекательное рациональное объяснение. Не одна порция яда от рокнарского кинжала, а постоянный режим, навязанный кем-то, находившимся гораздо ближе к дому? Это могло бы очень хорошо объяснить видимые симптомы. Она сожалела, что эта мысль пришла ей в голову. Хотя, это тревожит меньше, чем сны о белом огне.
- Зачем Вы ущипнули меня за руку? - требовательно спросила Лисс, когда дверь за ними закрылась.
- Чтобы ты ничего не сказала.
- Ну, это я поняла. Но зачем?
- Маркине не понравилось бы такое рвение конюха. Я хотела уберечь его от наказания, или, по меньшей мере, от оскорблений.
- О, - Лисс нахмурилась. - Мне жаль, что я позволила ему побеспокоить Вас. В конюшне он казался таким безвредным. Мне понравилось, как он управлялся с моей лошадью. Я и подумать не могла, что он попросит Вас сделать что-то настолько глупое. - Мгновение спустя она добавила: "Вы были очень добры, что не стали над ним насмехаться и не отклонили его просьбу".
Доброта здесь ни при чем. "Он определенно приложил много усилий, чтобы сделать это предложение настолько привлекательным, насколько только возможно".
Глаза Лисс снова засверкали веселым блеском, услышав, каким тоном это было произнесено. "И все это каким-то странным образом сделало ситуацию еще более грустной".
Иста могла только кивнуть, соглашаясь.
* * *
Исту успокаивало, что Лисс снова прислуживала ей, просто и практично, когда готовила ее ко сну. Лисс бодро пожелала ей спокойной ночи и отправилась спать во внешние покои, чтобы быть в пределах слышимости, если королеве вздумается позвать ее. Подчиняясь указанию Исты, она вновь не погасила свечу, и Иста сидела в постели и размышляла по поводу открытий этого дня.
Ее пальцы отбивали дробь. Она вновь испытывала то же беспокойство, которое заставляло ее безостановочно вышагивать по зубчатой стене замка Валенды до тех пор, пока ноги не стирались в мозоли, и у тапочек не отпадала подошва, а фрейлины не начинали молить о пощаде. Это усыпляло поток мыслей, а отнюдь не помогало думать.
Несмотря на то, что, казалось, что в Порифорс ее привела череда случайных событий, Бастард утверждал, что она оказалась здесь неспроста. Боги расчетливы, как однажды сказал ей лорд ди Казарил, они используют любые доступные им возможности. Он был слишком измучен Богами, чтобы притворяться, что это их положительная черта. Иста улыбнулась, мрачно соглашаясь.
В любом случае, как они откликались на молитвы? Ведь молитвы были неисчислимы, а чудеса редки. Казалось, боги использовали других для выполнения своей работы. Ведь каким бы беспредельным не был бог, было одно ограничение: его размер не превышал размера человеческой души, когда нужно было проникнуть в материальный мир: будь то дверь, окно, щель, трещина или игольное ушко:
Демоны, несмотря на то, что, предположительно, их существовало множество, не были беспредельными, у них не было этих Глаз бездонной глубины, но это ограничение было присуще и им; различие было в том, что они разъедали границы своих каналов, таким образом, расширяя их со временем.
И все же, кто здесь молился об ее появлении? Или, может быть, молились не о ней, а просто о помощи, а то, что прибыла именно она, было скверной шуткой Бастарда. Она исключала лорда Илвина, потому что думала, что он без сознания, но если Горам говорил правду, у него были периоды, пусть: не проясненного сознания, но пробуждений. Да и сам Горам определенно просил о ней, если не словами, то, просто, выполняя свою работу. Кто-то же вознес безмолвную молитву о лорде Илвине, положив белую розу на его пустую тарелку. Леди Каттилара болезненно желала ребенка, а ее муж: тоже, был не тем, кем казался.
Что за безумная идея - послать сюда бывшую сумасшедшую средних лет, колесящую по дорогам Чалиона, и почему? Несостоявшаяся святая, несостоявшаяся колдунья, несостоявшаяся королева, жена, мать, дочь, несостоявшаяся: что ж, любовница - нельзя даже сказать, что она особо стремилась к этой роли. Она значила даже меньше, чем неудача в ее иерархии скорби. Сначала, узнав, что Лорд Арис имеет отношение к ди Лютезу, она решила, что это наказание богов за старое, холодное убийство и за грех, в котором она призналась ди Кабону в Касилчасе. Она опасалась, что эта давнишняя вина снова начнет терзать ее: Подайте тонущей женщине ведро воды!
Но сейчас: оказалось, что эти ожидания, связанные с ее будущим, были с насмешкой разрушены. Не она, а кто-то еще стал средоточием внимания богов. С ее губ сорвался горький смешок. А она: что?Ее искушают вмешаться?
Конечно, искушают. Бастард откровенно разжигал ее этим Своим сладострастным поцелуем. Может, сообщение, посланное ей его изучающим языком, и было весьма завуалированным, но _именно это_ она осознала очень ясно, и телом и умом.
Но для чего будить эту спящую потребность сейчас? Да и вообще зачем? В Валенде, в этой тихой заводи, не было таких блюд, при виде которых у нее потекли бы слюнки, даже если бы проклятие не парализовало ее как выше талии, так и ниже. Пожалуй, ее сложно было обвинить в том, что там она утратила свою женскую способность влюбляться. Она попыталась представить себе ди Феррея, или любого другого мужчину из окружения Провинциара, как объект желания, и фыркнула. С тем же успехом. В любом случае, скромная дама всегда смотрит, потупив взор. Этому правилу ее учили с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать лет.
Работа, сказал Бастард.
Не флирт.
Но что за работа? Исцеление? Заманчивая идея. Но в этом случае, как оказалось, простого поцелуя недостаточно. Может быть, она что-то упустила во время первой попытки, что-то очевидное. Или неуловимое. Или глубокое. Или непристойное? Хотя, она не испытывала особого желания предпринять вторую попытку. Она, было, пожелала, чтобы бог был более откровенным, но скоро забрала свое желание обратно, как неточно сформулированное.
Но притом, что положение уже было бедственным, могли ли она
еще больше его усугубить? Возможно, она оказалась здесь по тому же принципу,
каккогда молодого неопытного целителя
посылают ставить опыты, испытывая новые снадобья на безнадежных больных.
Поэтому за их обычно неизбежными провалами никогда не следует осуждения.В Порифорсе действительно имеется
умирающий. Небольшое поле для опытов - эта тщательно скрываемая
семейная трагедия. Два брата, бесплодная жена, один замок: возможно, это ей
окажется по силам. Это же не будущее королевства, и не судьбы мира. Не так, как
когда боги в первый раз призвали ее себе в услужение.
Также, было не слишком сложно, следуя этой логике, прийти к неизбежному заключению.
Пока я не откроюсь Тебе, Ты не можешь сдвинуть с места и лист. Пока Ты не наполнишь меня, я не могу сделать: что?
Были ли ворота проходом или преградой определялось не материалом, из которого они были сделаны, а их местоположением. Свободная воля, как таковая. Все двери открываются в двух направлениях. Она не могла приоткрыть дверь, каковой она сама и являлась, даже на щелку, чтобы посмотреть, что там, на другой стороне, и ожидать, что все еще может удерживать крепость.
Но я не понимаю:
Она методично прокляла всех богов в пяти двустишьях, которые были безжалостной пародией на детские молитвы, и натянула на голову подушку. Это не сопротивление. Это увиливание.
<p> * * *
Закончив, она накрыла его крышкой, которая звонко звякнула, и нахмурилась, таким громким показался этот звук в полной тишине. Она снова убрала горшок и повернулась к окну, собираясь закрыть ставень.
Вдруг во внутреннем дворике раздалось шарканье тапочек, которое затем
послышалось с лестницы, ведущей вверх. Иста задержала дыхание, вглядываясь
между железными завитками. Это была снова Катти, облаченная в мягкий, мерцающий
в лунном свете шелк, при движении струящийся вокруг ее тела, как вода.Создавалось ощущение, что чертовой девчонке
холодно.
Она тихо приоткрыла дверь в комнату лорда Илвина и проскользнула внутрь.
Иста, не двигаясь, стояла около своего окна и вглядывалась в темноту, вцепившись в холодный железный орнамент.
Ну, хорошо. Твоя взяла. Я больше так не могу.
Стиснув зубы, Иста на ощупь перебрала одежды, которые висели на колышках, рядком вбитыхв стену, выбрала черную шелковую накидку и натянула ее поверх светлой ночной рубашки. Ей не хотелось бы разбудить Лисс, проходя через внешние покои к двери. Интересно, открывается ли окно? Она не была уверена, что железный штырь, удерживающий решетку закрытой, легко выйдет из каменного углубления, но под нажимом он поддался. Решетка распахнулась. Она села на подоконник и перекинула ноги за окно.
На деревянном полу галереи, необутая, она производила меньше шума, чем Катти в тапочках. Так как в темных покоях напротив не появилось никакого света, Иста не удивилась, когда увидела, что внутренний ставень на окне Илвина тоже был открыт, чтобы впустить лунный свет. Но с того места, где стояла Иста, подошедшая к самому извилистому ограждению, выполненному в форме виноградной лозы, Катти выглядела не более чем темной фигурой, скользящей среди еще более темных теней. Слышны были только вздохи, звуки дыхания и скрип деревянного пола, более тихий, чем писк мыши.
Поцелуй на лбу Исты саднил, как свежий ожог. Я не могу видеть в темноте. Но я хочу видеть.
Из комнаты донесся шелест ткани.
Иста сглотнула, или только попыталась. И по-своему взмолилась: или вознесла молитву своей яростью, как некоторые говорят, что возносят молитву пением или ручной работой. Как заверяли жрецы, боги услышат молитву только, если она идет от сердца. Исту же переполняли эмоции.
Я отказываюсь от зрения, внутреннего и внешнего. Я не ребенок, и не девственница, и не благопристойная жена, которые могут оскорбиться увиденным. Мои глаза не принадлежат никому, кроме меня. Если я сейчас не решусь увидеть любую вещь в мире хорошей или злой, красивой или отвратительной, когда еще? Для невинности слишком поздно. Моей единственной надеждой является мудрость, сколько бы боли она не причинила. Только знание может ее породить.
Надели меня моими истинными глазами. Я хочу видеть. Я должна знать. Лорд Бастард. - Будь проклято твое имя! -Открой мне глаза.
Боль на лбу вспыхнула и начала уменьшаться.
Сначала она увидела несколько старых духов, парящих в воздухе: они не любопытствовали, поскольку настолько увядшие и холодные духи не могли испытывать никаких определенных эмоций; они, как мотыльки, слетались на свет. Затем она разглядела, что Катти нетерпеливо машет в воздухе рукой, разгоняя их, как насекомых.
Она тоже их видит.
Иста решила отложить любые размышления по этому поводу, поскольку ее видение начало наполняться тем молочным свечением, которое она видела в своем сне. Его источником был Илвин. Это былодрожащее сияние, которое всполохами пробегало вдоль всего его тела подобно тому, как от факела разгорается разлитое масло. Катти была намного темнее, плотнее, но черты ее лица, тело, руки постепенно обретали более-менее четкую форму. Она стояла у изножья его кровати, и через ее переплетенные пальцы проходила струя белого света, напоминавшая по виду веревку. Иста повернула голову ровно настолько, чтобы удостовериться, что эта веревка, проходя сквозь дверь, пересекала двор. Без сомнения, ее текучее движение было направлено от фигуры, лежащей навзничь на кровати, а не к ней.
Он снова был одет в удобный халат из неокрашенного льна, хотя волосы его были по-прежнему аккуратно заплетены. Катти протянула к нему руки, развязала пояс и разложила по сторонам свободные полы от плеч до лодыжек. Под халатом не было ничего за исключением белой повязки, которая шла вокруг его груди пониже сердца; из-под этой повязки и поднималась воронка белого света, который то иссякал, то начинал бить с новой силой.
Лицо Катти было холодным, неподвижным, на нем не отражалось никаких эмоций. Она протянула руку и прикоснулась к повязке. Белый свет, казалось, наматывался на ее темные пальцы, словно пряжа.
Иста была точно уверена только в одном: Каттилара не была орудием кого-либо из богов. Божественный свет, каким бы он ни был, невозможно было спутать ни с чем другим. А Иста знала только один другой источник подобной магии.
Но где же демон? До настоящего момента Иста не ощущала его зловещего присутствия; в компании Каттилары она, в основном, испытывала раздражение. Было ли оно достаточно сильным, чтобы маскировать это внутреннее напряжение? Не совсем, как оказалось, оглядываясь назад. Даже если Иста и неверно истолковала свое комковатое напряжение, которое возникало каждый раз, когда оказывалась рядом с маркиной, как низкую зависть. Частично неверно, поправила она себя с неумолимой честностью. Иста попыталась усилить ясность видения насколько возможно, расширяя свой внутренний взор так, чтобы охватить весь живой свет, пульсирующий в печальном беспорядке в этой комнате.
Не свет: темноту, тень. Под грудиной Каттилары парил тугой темно-лиловый узелок, завернувшийся в себя. Прятался? Что ж, даже если так, ему это не слишком удавалось - он выглядел как кот в мешке, который забыл втянуть в него хвост.
Но кто был хозяином, а кто одержимым? Слово колдун ошибочно подразумевало оба этих состояния, несмотря на то, что жрецы утверждали, что в теологическом понимании они различались. Но если смотреть со стороны, их было практически невозможно различить.
Кажется, я могу определить. Ведь я смотрю с другой стороны. Каттилара использовала этого демона, а не наоборот; в этом случае преобладала ее воля, в этом прекрасном теле господствовала ее душа. Пока еще.
Каттилара провела ногтем линию по торсу лорда Илвина от горла до пупка и ниже. Казалось, свет усиливался, устремившись вниз по этой полоске, как будто изливаясь через новый канал.
Она села на постель рядом с ним, наклонилась, и начала методично ласкать его тело, от плеч и вниз, от лодыжек и вверх так, что фонтан света сместился ему в пах. Ее ласки становились все более откровенными. Темные веки Илвина даже не шелохнулись, в то время как остальные части тела начали отзываться на это сосредоточенное внимание. По крайней мере, если не сознание, то тело было живо. И это было заметно.
Значит, они любовники? Иста нахмурилась.Насколько Иста могла судить, это были самые безразличные прикосновения из всех, которые она когда-либо видела. Они были направлены на то, чтобы возбудить, а не доставить удовольствие, и не получить удовольствие самой. Если бы ее руки имели право ласкать эту смуглую кожу, обтягивающую крепкие мускулы, эту бархатную темную чувственность, они не были бы такими грубыми, резкими и скованными от напряжения. Ее ладони были бы раскрыты, словно впитывая наслаждение. Конечно: если бы у нее хватило смелости прикоснуться к кому-либо. Здесь страсть была порождена злостью, а не вожделением. Лорд Бастард, твои благословления в этой постели ни к чему.
Катти шептала: "Да. Вот так. Ну, давай же".
Пальцы продолжали свою работу. "Это не справедливо. Несправедливо. Твое семя
такое густое, а семя моего господина превратилось в воду. Зачем оно тебе? Что
тебе вообще нужно?" Ее руки снова замедлились. Глаза сверкали, а голос стал тише.
"Мы могли бы управлять им, ты знаешь об этом? Никто бы и не понял.
Мы даже могли бы зачать ребенка. В нем текла бы кровь Ариса, по крайней мере,
наполовину его кровь. Сделай это, пока еще не поздно".Ей показалось, или узелок в ее груди
действительно завибрировал.
Возникла недолгая тишина, а
потом снова раздался ее шепот. "Я не хочу ничего второсортного.
Я ему в любом случае никогда не нравилась. Терпеть не могу его дурацких шуток.
Для меня не существует другого мужчины, кроме Ариса. Так было всегда, и так
будет всегда".
Казалось, комок снова вжался внутрь. Да,
подумала Иста. Ты - определенно не то, что она хотела бы носить в
своем чреве.
Каттилара разжала руки: от напряженной плоти
поднимались перекрученные струи белого света. "Ну вот. Должно продержаться
достаточно долго". Она поднялась с постели, скрипнувшей в такт ее движениям, и
снова запахнула на нем халат. Очень аккуратно встряхнула простыню и опустила ее
на тело Илвина. Затем провела рукой прямо над белой линией, не прикасаясь к
ней, когда обходила кровать. Иста опустилась на колени, спрятав лицо и волосы под
просторным черным рукавом. Раздался скрип открывающейся и закрывающейся двери,
стук щеколды. Судя по звукам, Каттилара на цыпочках устремилась прочь.
Иста выглянула через балюстраду. Катти
стремительно шла по полу, выложенному мозаикой, вдоль непрерывного луча света,
а ее одежды развивались вслед за ней. Этот свет ни отражался и ни оставлял
следа. И она и он исчезли под аркадой.
Что это за колдовство, Каттилара? Иста
в замешательстве встряхнула головой. Значит, моим глазам нужна пища.
Возможно, когда они насытятся, я смогу понять:что-то.
А если нет,у меня по-прежнему есть ниточка.
Петли на двери, ведущей в покои Илвина, были
хорошо смазаны, как заметила Иста. Тяжелая резная дверь легко подалась. Отсюда
ей был слышен приглушенный храп, который раздавался из соседних покоев,
находящихся за внутренней дверью. Там спал Горам, или какой-нибудь еще слуга,
чтобы услышать, если случится чудо, и Илвин пробудится и позовет. Осторожно, чтобы
не задеть висящую в воздухе светящуюся струю, она обошла сундук и прошла по
коврику, который лежал около кровати Илвина. С другой стороны от того места,
где сидела Катти. Она осторожно опустила простыню, раскрыла халат точно так же,
как это сделала Катти, и осмотрела его полностью.
Не обращая внимание на то, что было видно
обычным зрением, она рассматривала переплетающийся свет, пытаясь понять, что
это такое, или что он значит. Сияние в течение некоторого времени ярче всего
было в паху, оставаясь тусклым в
области пупка, губ, лба, а также сердца. У лба и губ оно было совсем блеклым.
Она была уверена, что намного более блеклым, чем она видела в своем первом
видении, щеки ввалились сильнее, ребра: она еще не видела его ребер, но сейчас
не составило бы труда пересчитать их все. Под его кожей отчетливо выступала
тазовая кость. Она провела по ней пальцем, задержавшись.
Он едва заметно двинулся: слабая судорога
возбуждения, которую ни с чем не спутаешь, или возможно, отзвуки того движения,
которое проходило обратно через вибрирующий свет, подобно волне, возвращающейся
от какого-то далекого берега? Время шло. Сердце билось так, что она могло подсчитать
собственный пульс. Или его пульс. Он участился. Впервые, его губы пошевелились,
но только для того, чтобы издать хриплый стон.
Он напрягся, задрожал, свет ослепительно
сверкнул, и все закончилось. По всему его телу беспорядочно заплясали всполохи
холодного огня, затем собрались единым потоком под сердцем и продолжили
пульсировать там. Выталкивая: что?
Его тело снова выглядело тревожно безжизненным.
- Так, - вздохнула Иста. - Очень любопытно.
Мудрость, или просто знание, по-прежнему
ускользали от нее. Что же, некоторые аспекты того,
свидетелем чего она только что стала, были довольно-таки понятны. Но только
некоторые.
Посмею ли я?
Определенно, простое наблюдение ни к чему не приведет. Она протянула вперед руку, и сложила ладонь так, чтобы обхватить этот свет. И замерла.
Горам, отдаю тебе честь!
Она оперлась бедром о край кровати и наклонилась вперед. Затем прижалась своими губами к губам Илвина, откровенно лаская их, и пережала рукой поток света.
Свет рассыпался брызгами.
Глаза его распахнулись, и он вдохнул ее дыхание. Она оперлась на руку, поставив ее рядом с его головой, и заглянула ему в глаза, которые были такими же темными, как в ее первых видениях. Он поднял руку, проведя по ее голове и захватив волосы.
- О, вот этот сон намного лучше, - его голос, тягучий, как старый мед, с мягким звенящим северо-рокнарским акцентом, был более насыщенным, чем она помнила по своим видениям, приходящим во сне. Он поцеловал ее в ответ, сначала осторожно, затем более уверенно: не столько веря, сколько постепенно обретая уверенность.
Она разжала ладонь. Снова появился свет, спиралями устремляясь прочь от него. С вздохом страдания он снова провалился в беспамятство, не полностью закрыв глаза. Слабый свет, пробивавшийся сквозь его ресницы, тревожил тем больше, что был неподвижным. Она мягко закрыла их.
Она абсолютно не была уверенна, что она только что сделала, но поток света уже растаял по всей своей длине, насколько она видела. И на другом конце тоже? И если это было так: пришел ли черед другому впасть в беспамятство? Арису? В объятиях Катти?
Когда-то, окруженная незнанием, бешеным нетерпением и ужасом она помогла сотворить катастрофу. Та ночь, когда Арвол ди Лютез погиб в темницах Зангра, была порождена магией подобной этой, пропитана такими же жгучими видениями.
Но спровоцированна другой Истой: не такой, как сейчас:
Она ничего не могла сделать с этим ужасом, тупо пульсирующим в ее голове, кроме как терпеть. Уж о чем, о чем, а о терпении я знаю не понаслышке. Она могла запросто проглотить нетерпение, как если оно было горькой пилюлей, предписанной врачом. Незнание: она могла бороться с ним. Бороться, Ккак войско с развевающимися стягами, или просто со слабой надеждой - трудно было сказать. Но Иста определено не чувствовала себя готовой пережить еще одну ночь, наполненную такими событиями, по крайней мере до тех пор, пока она точно не будет знать, что она только что чуть не совершила: чудо или убийство.
Без промедления, полная сожалений, она поднялась с кровати лорда Илвина, расправила простыню, запахнула плотнее черную накидку и выскользнула через дверь. Пробежав на цыпочках по галерее, она подняла решетку на своем окне, и забралась обратно в комнату. Затем опустила ригельный стержень, закрыла и заперла ставни. После этого села на кровать и стала смотреть на щель.
Через мгновение, за ней показалось красноватое свечение от проплывшей мимо свечи, и на галерее раздалось торопливое шарканье ног, обутых в тапочки. Через несколько минут они неспешно пошаркали в обратном направлении. В замешательстве? Затем проскользнули вниз по лестнице.
Я не слишком подхожу для этого мрачного задания. Бастард даже не мой бог. Иста не сомневалась ни по поводу того, под чьей защитой она находилась, ни в том, какиенелепые, жалкие, отчаянные желания ее одолевали. Хотя я, явно, здесь ни к селу, ни к городу. Но было неважно, сколько других более подходящих курьеров отправилось, она оказалась той, кто действительно добралась до места назначения. Вот и все.
Так или иначе, она была намерена встретиться на следующее утро с пробудившимся лордом Илвином. То, что казалось остальным бредовой идеей, могло оказаться озарением, ниспосланным безумной богами.