Майк Холахэн: интервью с Буждолд

Майк Холахэн из "New Zealand Press Association" беседует с Лоис МакМастер Буджолд

1 Апреля 2003

Майк Холахэн (МХ): Привет еще раз, Лоис.
Из всей саги о Форкосиганах, а теперь и из Чалиона, очевидно, что вы обожаете вырисовывать подробности миров, в которых живут ваши персонажи. До каких пор вы работаете над этими маленькими штрихами, придающими вашим книгам дополнительную ценность, прежде чем взяться (перефразируя метафору для наших дней) за клавиатуру, и как много подробностей рождаются непосредственно в процессе написания?

Лоис МакМастер Буджолд: Я работаю как бы в непрерывном контуре обратной связи. Действительно, я очень многое планирую заранее, очерчиваю, вплоть до уровня сцен и даже абзацев, прежде чем тащить свои карандашные заметки к компьютеру, чтобы набросать первый черновик. Все равно иначе я просто не могу все это помнить. Тем не менее, я не очерчиваю всю книгу наперед, а скорее создаю ее мелкими частями, каждый раз освобождая свой внутренний ментальный буфер от одного эпизода, прежде чем браться за следующий. Мой собственный термин для этих кусочков - событийный горизонт. Он отмечает границы, до каких пор я могу писать, не зная в деталях того, что произойдет дальше. И все же на каждом уровне могут возникать новые идеи.

ЛМБ: Некоторые подробности возникают из исторического материала или моего жизненного опыта, видоизменившимися в ходе моих размышлений о них. Другие рождаются из того, как мои персонажи воспринимают жизнь. Почти в каждой сцене выскакивает какой-нибудь нюанс, о котором я даже и не помышляла, приступая к первому черновику. Иногда я даже говорю себе "Ух ты, здорово!" и продолжаю работать. Порой мне приходится останавливаться и отходить, чтобы обдумать, как это повлияет на весь кусок, прежде чем продолжать работу. Уже придуманные подробности должны оказаться на странице, раньше чем в моей голове появится место для новых, и новые идеи породят новые возможности, и так в процессе всей работы. Естественно, этот процесс не перестает приносить мне радость.

МХ: Вопрос на связную тему. Насколько полно вы представляете себе хронологию своих миров/вселенных перед началом работы? Как далеко вы можете заглянуть в будущее?

ЛМБ: Чтобы ответить на второй вопрос для новой книги, нужно порой меньше, чем пол главы. Ряд фундаментальных решений о вселенной, о ее базовых правилах, принимается рано, еще с первой книги любой серии, и чтобы потом не последовало, либо должно сохранять непротиворечивость, либо исследовать новые возможности честными путями, не нарушающими то, что уже было построено. Но будущее моих выдуманных миров размыто. Даже их история, несколько более стабильная, может предоставлять пространство для изучения всех этих пустот и белых пятен моих карт. Изобретение предыстории, того, что происходило до того, как разворачивается действие книги, порой занимает в моих записях больше места, чем развивающийся сюжет. Я, скорее, строю свои миры задом наперед: обычно начинаю с персонажей и создаю для них подходящий сюжет и окружение, пока развивается история. Некоторые называют это "строительством мира на лету". Сейчас я испытываю искушение перед конструктивной идеей создать в Чалионской серии пять книг, по одной на каждого из богов этого мира. Но что будет, если меня посетит действительно заманчивая идея для шестого тома? Однако писатель я довольно медлительный, так что подобная дилемма, если когда-нибудь и встанет передо мной, то до той поры пройдет не один год. Пока что хватает проблем, как побороть следующую главу.

МХ: Ваши герои (и слава богу, как мне кажется) стремятся избежать ловушки того, чтобы стать слишком благородными ради самих себя. Насколько важно для вас, чтобы персонажи оставались "реальными" людьми с легко узнаваемыми недостатками, человеческими недостатками, если позволите, а не пороками, свойственными героям фэнтези.

ЛМБ: Я думаю, это жизненно важно. Если в художественном произведении и есть какой-нибудь смысл, то он заключается в том, что его можно спроецировать на повседневную жизнь, и это лежит в жизнях персонажей и их нравственном выборе. "Поскольку никто не совершенен, отсюда следует, что все великие деяния выросли из несовершенства", как замечает один из моих персонажей. Жизнь людская - это такой запутанный клубок, и всегда им была, и видение того, как ее улучшить - капкан и самообман, но все же мы можем хвататься за великие моменты, за мимолетные мгновения, чтобы постараться сильнее, чем, нам кажется, мы можем. Герои, это просто люди, которым везет или они достаточно решительны, чтобы соответствовать таким моментам, и которые хотя бы однажды понимают, когда такое мгновение наступает.

МХ: У меня создалось впечатление, что вы сильно привязаны к Казу, и я уверен, Майлз не пережил бы десятка книг, если бы вы также ему не симпатизировали. Это ключевой фактор для вас, как для писателя? Не возникает желания создать коварного злодея, чтобы сменить сцену?

ЛМБ: Я могу вытерпеть злодея на пространстве короткого рассказа или в нескольких сценах романа, написанного с множественной точки зрения. И у меня был такой - Брюс Ван Атта, злодей из романа "В свободном падении", со своей точкой зрения в нескольких сценах. Но когда я выбираю персонажа для романа, где повествование идет с единственной точки зрения - глазами этого персонажа, я обязуюсь жить в его голове большую часть года. Мне кажется, худшие разновидности злодейства скорее банальны - глупцы или социопаты, совершающие себялюбивые поступки - чем занимательны, так что это тоже влияет на мой выбор. Злодейский образ мышления для меня легкодоступен, но это совсем не те головы, в которых я собираюсь засиживаться подолгу.

МХ: Откуда (и в особенности ради Майлза, могу я спросить - зачем?) появились масляные жуки?

ЛМБ: Ха. Масляные жуки имеют несколько источников. Во-первых, в студенческие годы биология была для меня основным предметом, а мой факультетский куратор был токсикологом, специалистом по насекомым. Он выращивал в своей лаборатории несколько разновидностей тараканов, чтобы тестировать на них яды и сопротивляемость (Вот уж не знаю почему, но его борцы за права животных никогда не донимали...). Самой интересной была разновидность, особи которой, когда в их коробки сыпали отраву, вставали на две задние лапки, вытянув четыре передних по бокам - поведенческая адаптация. Во-вторых, у Роберта Шекли есть старые рассказы, которые я читала в юности, о парочке астронавтов по неволе и их злоключениях с живым грузом. В-третьих, был фильм "Квартирка Джо", и в-четвертых, почти в тоже время, я посетила Ярмарку Штата Миннесота, где в числе прочих экспонатов видела огромный пчельник. Тогда я как раз подыскивала замысел для короткого рассказа, когда идея о биоинженерных приключениях Марка, в роли предпринимателя, вместе с доктором Боргосом и их рыгающих йогуртом жуках впервые стала обретать форму. Но скоро стало очевидно, что идея по продолжительности для короткого рассказа слишком жирная и слишком вкусная, жалко было ее расходовать, так родился масляный план для особняка Форкосиганов. Или вылупился.

ЛМБ: Масляные жуки, как оказалось, стали очень популярны среди читателей, шьющих мягкие игрушки, сочинивших о них как минимум две песни, и кучу теорий об их будущем. (На данный момент в целом фэны сочинили по моим историям свыше ста песен. И множество лимериков).

МХ: Майлз не удивил вас тем, насколько он и его мир обогатились подробностями и историей? Вы уже знаете, куда отправится дальше?

ЛМБ: Я уже думала о серии с открытым концом еще в 1986, хотя не была тогда уверена, что книги окажутся настолько успешными, чтобы позволить это. Я взяла структурную модель с книг о Хорнблауэре, которые читала подростком, состоящую из нескольких отдельных книг, формирующих биографическую линию персонажа, которая потрясла меня, как поистине вместительная с художественной точки зрения. Подробности вселенной Майлза выстраивались от книги к книге, и в этом смысле, да, это был сюрприз. Общий итог недавно оказался у меня дома, когда я вычитывала текст книги правил (GURPS Vorkosigan), которая должна выйти и которая позволит ролевым игрокам поиграть в моей вселенной. Материала хватило на целую книгу, а ведь это только антураж моих произведений!

ЛМБ: Нет, я не знаю, куда дальше отправится Майлз. Все же я стараюсь не повторяться. Однажды, свежая и мощная идея для него зазвенит колокольчиком громче остальных соревнующихся замыслов, что крутятся в моей голове, и мы отправимся в путь.

МХ: В "Проклятии Чалиона" религия является ведущим лейтмотивом. Что привлекло вас к созданию собственного пантеона и теологии? В особенности меня заинтересовал выбор темы святости. Ваше определение, похоже, намеренно разнится с западными представлениями двадцать первого века.

ЛМБ: Хотя корнями Чалион уходит в историю Испании пятнадцатого столетия, я хотела, чтобы в книге был собственный мир. Я хотела, чтобы чалионский храм был носителем множества важных социальных функций, осуществляемых настоящими религиями в нашей истории, но я также хотела изобрести теологию, лишенную дуализма, поскольку мне кажется, что дуализм ошибочен. И хотя мы можем вообразить себе добро и зло в виде чистых экстрактов, в ходе мысленного эксперимента, в реальности они в таком виде никогда не встречаются. Число пять было выбрано для богов Чалиона потому, что оно не делится поровну, поскольку с той минуты, как вы даете человеческим существам нечто в большем количестве, чем единица, люди немедля стараются выстроить из этих вещей иерархию ценностей, и ставят себя на "лучшую" сторону, независимо от того, имеет это значение или нет. Лучшую, чем что? Разумеется, там, где люди вновь изобрели дуализм, посчитав самого неоднозначного из богов "злым", чалионскую религию считают ересью, и ее последователи гонимы, им вновь приходится бежать. В этом романе я немного поиграла в игру "человеческая природа против реальности" - выпадает два из трех. Также в Чалионе я перевернула привычный дуализм материи и духа. Тамошние теологи уверены, что материя первична, а уж из нее произрастает дух.

ЛМБ: Святость в Чалионе тоже имеет своеобразное определение, которое не совсем отображается на модели в реальном мире из истории католицизма. Одно из базовых правил этой вселенной - боги не могут препятствовать свободе воли. Чалионские боги не обладают физическими силами, лишь умственными и духовными. Они не могут войти в мир материи иначе, чем через разум живого существа, причем тогда и только тогда, когда этот человек в достаточной степени откажется от собственной свободы воли, чтобы освободить место богам (что, в конце концов, не так далеко от наиболее основательных вариантов мистицизма в нашем мире). По этому святой в Чалионе не обязательно "хороший" человек, здесь нет дуализма, но тот, чей дух открыт богам. Из этого вытекают некоторые интересные сюжетные последствия.

МХ: Будет ли следующая книга о Чалионе сосредоточена на Казе, или вы намерены двинутся дальше в исследовании этой планеты?

ЛМБ: Вторая книга о Чалионе, которая должна быть издана "HarperCollins" как в Штатах, так и Великобритании в октябре этого года, называется "Палладин Душ" и рассказывают новую историю о персонаже представленном, но не раскрытом полностью в первой книге, о вдовствующей королеве Исте, матери главной героини. В действительности, я не исследую миры в моих лучших книгах, я изучаю разумы людей. Иста была пленительной фигурой и в первой книге, но на сцене она не получила много времени. Женщина средних лет из благородной семьи для путешествия не обладает тем выбором, что есть у мальчишки-сироты, она не может просто закинуть на плечо мешок и пуститься в дорогу, потому Иста решает эту проблему, отправляясь в дорогу, как паломница. Но опасность в мире Чалиона для того, кто ищет богов, заключается в том, что он и правда может их найти... и Исту ждет гораздо больше приключений, чем она рассчитывает. Весьма необычные вещи случаются на привычных дорогах поиска, когда на них ступает такой совершенно непривычный персонаж. "Героическое путешествие" молодого мужчины во многом обсуждено и проанализировано в мифах и фольклоре. Путешествие женщины постарше оборачивается чем-то совсем иным.

ЛМБ: В этом году я взялась за третью книгу о Чалионе, действие которой будет происходить в вольном аналоге средневековой Германии, полной новых действующих лиц и героев. Я только что продала права на издание "HarperCollins" в штатах и добралась до конца пятой главы. Мне не терпится вернуться к работе, я хочу узнать, что произойдет в главе шестой!

МХ: Вы ведь уже подробно рассказывали в одном из интервью, как набрели на идею использовать историю средневековой Испании для первой книги. Как часто случается, что реальная жизнь побрасывает вам идеи более вдохновляющие, чем что-либо, что вы могли вообразить (Подразумевая, конечно, что иметь замысел - это одно, а умение пересказать его в занимательной манере - совсем другое!)?

ЛМБ: Очень много идей я черпаю из исторической литературы и, перефразируя, скажу, что история не только более странна, чем мы себе представляем, она зачастую куда странней, чем можем себе это представить. Тем не менее, в художественной литературе, как отмечалось ранее, вещи должны иметь смысл. Реальная жизнь дает точки, от которых мои художественные идеи могут отталкиваться, но они частенько выворачиваются наизнанку или переворачиваются вверх тормашками, прежде чем приземляются на страницы, увиденными внове, переосмысленными. Чтение, наблюдения, музыка и стихи, опыт, пересказанный мне другими людьми, моя собственная жизнь и эмоции - в топку идет все. Но вдохновение не просто разрождается идеей, такое происходит со всеми ежедневно. Оно идеей бьет, или даже взаимосвязью идей, обретая в душе некий сильный резонанс, это горячее давление в солнечном сплетении, кричащее: "Вот оно! Вот это важно!"

ЛМБ: Так, к примеру, персонаж Тидез в "Проклятии Чалиона" происходит от злополучного младшего брата Изабеллы Испанской, принца Альфонсо, а замысел столкновения в зверинце родился из сноски об Альфонсо в академической биографии о его старшем единокровном брате Энрике IV. Но индивидуальность Тидеза - результат моих личных наблюдений за мальчишками-подростками, а его неотвратимая судьба - пересечение сюжетной необходимости с характером, каким он был создан на страницах. Я застряла на пять недель, пока в точности не поняла, какая цепь событий, согласующаяся с его характером, приведет к нужной кризисной точке. У меня даже был один неверный, тщательно разработанный ход. Должно быть какое-то название для таких вот "обратных" вдохновений, того ощущения дискомфорта, когда понимаешь, что эта идея для истории просто плоха. В итоге я вынуждена спокойно сесть и хорошенько все обдумать, пока не появится идея подходящая. Иногда вдохновение само падает с небес, иногда приходится его выслеживать, чтобы самой пристрелить.

МХ: Возвращаясь к общим вопросам: я с изумлением прочитал описание вашей первой литературной попытки, "Властелин Колец" плюс эпос Спенсера" (В моем туманном прошлом были такие же потуги, но без поэзии). Если это была "первая черновая работа", как вы это назвали, что помогло вам не разочароваться (Как, к примеру, горе-писатель, каким был один журналист, что сидит совсем недалеко от вас)?

ЛМБ: Забывчивость? Пятнадцатилетний возраст? В любом случае, тот образчик был всего лишь желанием развлечь себя и ничем больше, а потому вопрос провала какого-то внешнего экзамена на успех или даже теста на "я это закончу" никогда не стоял. Тогда я не пыталась стать писателем, я просто пыталась писать.

МХ: У моего друга-писателя, есть такая штука, которую он зовет "коробкой из-под печенья, для рухнувших мечтаний" - картонка, куда он сваливает свои неудачные рассказы. Не было ли у вас такой идеи, что, как бы вы не старались, она все равно не желала набирать высоту?

ЛМБ: Я почти не работаю в короткой форме, а романы требуют лишь одной неодолимой идеи в год. У меня было несколько замыслов, что не желали взлетать, но те, что взлетали, настолько овладевали моим вниманием, что я просто вырывалась из завалов отвергнутых идей. Все они, это точно, отвергались мной даже раньше, чем их видели редактора. Другими словами, я не считаю отвергнутую кучу провалом, а отношусь к ней, как к успеху моих правил контроля качества. Но иногда идеи возвращаются на второй заход, когда для них приходит нужное время.

ЛМБ: Впервые я пробовала писать, когда была подростком, но затем последовал долгий перерыв, когда мне было двадцать. Мне кажется, этот невозделанный период мог оказаться тем, когда я насочиняла бы весь свой "неходовой" материал. Вернувшись к творчеству, когда мне исполнилось тридцать, я каким-то образом сразу оказалась на совершенно новом уровне, миновав переходную стадию. Улучшение произошло не на уровне построения фраз, он и тогда был довольно неплохим, хотя мне еще многое предстоит, чтобы подняться на профессиональный уровень. Но как-то мое интуитивное чувство построения истории незаметно для меня улучшилось, и мои прежние соображения о мире стали шире и глубже.

МХ: Я знаю, в юности вы читали НФ-журналы (Я сам работал в "F&SF")...

ЛМБ: Я? Я читала "Аналог". "F&SF" только когда отец не мог найти "Аналог" в киосках аэропорта...

МХ: ...участвовали ли вы также в деятельности фэндома и конвентов, или это произошло, когда вы достигли звания профессионала?

ЛМБ: Впервые я столкнулось с фэндомом, вернее он со мной, осенью 1967 года, я как раз окончила школу, и работала в книжном отделе универмага в центре города. Там я познакомилась с парнем из местного (Коламбус, Огайо) КЛФ, который пригласил меня на встречу (В те годы парней там было куда больше, чем девчонок). Я посещала несколько местных конвентов, и съездила на два Уорлдкона, первым моим коном был БэйКон в 60-чего-то-там, в 68-ом или 69-ом. Когда мне было двадцать, я отошла как от фэндома, так и от творчества, как раз тот самый перерыв, но когда я вновь вернулась на эту сцену в середине 80-ых в качестве желающей быть профи, обстановка для меня по правде оказалась в плане общения комфортной. Я понимаю некоторых писателей, которые, впервые встречаясь с фэндомом уже после публикаций, испытывают слегка смешанные чувства о том, как себя вести, поскольку это действительно не соответствует ожидаемым моделям взаимоотношений читателей и писателей: ни коммерческим, ни литературным, ни академическим, хотя все это имеет место. Но большинство писателей, похоже, учатся довольно быстро. Учитывая, что фэндом - это не цельное образование, а союз разнообразных особых интересов, вам придется в этой общности разыскивать родственные души.

МХ: Наверное, это приносит удовлетворение, когда автор становится лауреатом премий, в особенности, когда признание приходит как со стороны читателей, так и от коллег. Это не кажется чем-то нереальным, когда премии "Хьюго" громоздятся рядышком (Не сомневаюсь, это как раз приятная "проблема")?

ЛМБ: Это одновременно кажется и реальным и нереальным. Признание вызывает невероятную благодарность, разумеется. Ведь именно это должна представлять собой карьера в НФ, верно? Если не обращать внимания на мученические усилия нескольких лет разбега... А возможно, это тоже часть истории успеха. То, почему я попадаю туда, куда целюсь, отчасти происходит потому, что я не даю отвлекать себя от цели, хотя несколько раз была к тому близка: когда испытала разочарование, когда едва избежала участия в не тех проектах, и едва не предприняла не те шаги. Но, учитывая субъективную природу чтения, литературные награды никогда не вручаются, как призы в гонках. Они могут быть только дарованы, и приняты, как дары. И для здравия рассудка писателю лучше этим не смущаться. Я всего лишь выбираю, какие слова должны лечь на страницу; все, что случается после этого, я в сущности уже не контролирую.

МХ: Помимо этого конвента и вашей рекламной деятельности, что еще намечено в вашем расписании на эту поездку?

ЛМБ: Я действительно собираюсь устроить себе неделю настоящих, добросовестных каникул, не имеющих никакого отношения к писательству, изданию и рекламе. Поскольку мне самой никак не хватает храбрости решиться водить машину по левой стороне, я записалась на экскурсию с гидом по Южному острову. Раньше я никогда ничего такого не делала. И, да, разумеется, я собираюсь осмотреть места съемок этого Фильма!