(Lois McMaster Bujold, "Memory",1996)
Перевод (c) - Анны Ходош (annah@thermosyn.com), ред. от 19.06.2001
Единственные смежные каюты, остававшиеся на борту ближайшего таукитянского скачкового корабля, уходившего с Сумерек Зоава, оказались роскошными апартаментами первого класса. Майлз улыбнулся такой "неудаче", мысленно отметив, что нужно будет обосновать это бухгалтерам Иллиана требованиями безопасности - и желательно, обратив при этом их внимание на то, что за неприлично большую прибыль принесла только что завершенная операция. Ожидая, пока сержант Таура не закончит свой придирчивый осмотр на предмет безопасности, он занялся нетрудным делом - убрал свой скудный багаж. Освещение и отделка кают были умиротворяющими, койки - широкими и мягкими, для каждого пассажира имелась персональная ванная комната, и, даже чтобы поесть, им бы не пришлось покидать своих кают - их круглосуточное обслуживание кают было включено в твердый тариф. Как только корабль окажется в открытом космосе, на ближайшие семь дней им фактически предстоит жить в собственной, отдельной вселенной.
Остаток путешествия будет гораздо менее заманчивым. На пересадочной станции Тау Кита он сменит и мундир, и личность, шагнув на борт барраярского правительственного судна в облике лейтенанта лорда Майлза Форкосигана, курьера СБ, скромного молодого офицера в том же звании и с теми же обязанностями, что и несчастный лейтенант Форберг. Майлз развернул свою повседневную зеленую Имперскую форму и повесил ее под замок в стенной шкаф; туда же отправились форменные сапоги, сверкающие и для сохранности упакованные в запечатанный пакет. Личина курьера всегда была отличным прикрытием для дальних перелетов Майлза к Дендарийскому флоту и обратно; курьер никогда и ничего не обязан объяснять. Отрицательный же аспект состоит в том, что общество на борту следующего корабля будет состоять исключительно из мужчин, военных и, увы, - барраярцев. Телохранителя там не потребуется. Сержант Таура расстанется с ним, вернувшись к дендарийцам, а Майлз останется наедине с такими же, как он, имперскими подданными.
Исходя из долгого опыта, Майлз предвидел, как они отреагируют на него, на его явную непригодность по росту к исполнению воинского долга. Открыто никто ничего не скажет - им будет ясно, что он занимает это тепленькое местечко курьера, эту синекуру, в силу того, что ему оказал могучую протекцию, подергав за кое-какие ниточки, его отец - вице-король адмирал граф Фор... ну и так далее. Именно такая реакция ему и была нужна, чтобы сохранять свое глубокое прикрытие; лейтенант Форкосиган-Зануда не предпримет ничего, чтобы подправить их логические допущения. Его чувствительные к презрению антенны будут ловить их невысказанные слова. Ладно, может, в команде окажутся люди, с которыми ему доводилось летать прежде и которые успели к нему привыкнуть.
Майлз запер шкаф. Пускай на следующую неделю лейтенант Форкосиган со всеми своими проблемами останется вне поля его зрения - и его мыслей. А у него есть куда более увлекательное дело. От предвкушения у него засосало под ложечкой.
Сержант Таура наконец вернулась. Просунув голову в дверной проем между двумя каютами, она доложила: - Все чисто. "Жучков" нигде не обнаружено. Вообще-то с тех пор, как мы забронировали места на этот рейс, здесь не добавилось ни новых пассажиров, ни груза. Мы только что ушли с орбиты.
Майлз поднял голову - еще поднял, и еще - и улыбнулся самому необычному из своих дендарийцев, и притом одному из самых лучших. Неудивительно, что она так хорошо справляется с этой работой: она была для нее генетически сконструирована.
Таура была живым прототипом одного сомнительного с точки зрения морали проекта генетической разработки, задуманного и осуществленного на Единении Джексона (а где же еще?). Целью было получить суперсолдата, для чего на выполнение этого задания назначили исследовательскую группу. Группа состояла целиком из биоинженеров, и в ней не было ни одного знающего солдата. Нужно было нечто эффектное, дабы произвести впечатление на клиента. И тут они, безусловно, преуспели.
Когда Майлз впервые встретился с Таурой, ей было шестнадцать, и она полностью достигла своего взрослого восьмифутового роста: все тело - сплошные мышцы и не капельки жира. Пальцы на руках и ногах заканчивались крепкими когтями, а рту придавали свирепое выражение торчащие из-под губ клыки. Тело ее словно пылало, излучая жар жгучего метаболизма, который и придавал ей столь необыкновенную силу и скорость. Это, да еще рыжевато-золотистые глаза, придавало ей волчий облик; когда Таура полностью отдавалась работе, ее злобный взгляд мог вынудить вооруженных мужчин выронить оружие и броситься ничком на пол - в один прекрасный день Майлзу самому случилось быть свидетелем этого психологически-военного эффекта.
Майлз давно считал, что Таура, в своем роде, - одна из самых красивых женщин, которых ему доводилось видеть. Нужно только уметь разглядеть ее как следует. И - в отличие от своих слившихся вместе в памяти дендарийских заданий, - он мог пересчитать по пальцам каждый редкий случай, когда они занимались любовью, начиная с их первой встречи... уже шесть лет назад? или семь? Вообще-то это было еще до того, как они сошлись с Куинн. В каком-то особом смысле Таура была у него первой, как он - был первым для нее, и их тайная связь никогда не рвалась.
О, они старались быть хорошими! Запрет в дендарийском уставе на близкие отношения между солдатами и командирами был всем на пользу - рядовых он защищал от эксплуатации, а офицеров - от потери контроля над дисциплиной или чего похуже. Майлз, тогда еще молодой и очень серьезный адмирал Нейсмит, был весьма полон решимости подавать положительный пример своим солдатам. Добродетельное намерение, исчезнувшее... куда-то. Возможно, в энный бессчетный раз, когда его чуть не убили.
Ну, раз уж не можешь быть хорошим, будь по крайней мере осторожен.
- Отлично, сержант. - Он протянул ей руку. - Можешь взять себе передышку... на следующие дней семь, а?
Лицо Тауры засияло, а губы растянулись в улыбке, полностью обнажившей клыки.
- Правда? - Ее звучный голос задрожал.
- Правда.
Она шагнула к нему - палуба издала легкий скрип под подошвами ее дендарийских боевых ботинок, приняв на себя вес мускулистого тела, - и заставила его ответить на весьма многообещающий поцелуй. Ее рот, как всегда, был горячим и возбуждающим. Клыки должны были бы служить подсознательным спусковым крючком адреналинового взрыва, но обычно это бывало просто чудесной особенностью... самой Тауры. Таура наслаждалась жизнью, жадно поглощала новые впечатления, жила в непреходящем "сейчас" и имела на это все основания... Майлз заставил себя не думать ни о безрадостном будущем, ни о чем другом и обвил рукой ее затылок, распуская аккуратно заколотую шпильками косу цвета красного дерева.
- Пойду освежусь, - ухмыльнулась Таура, через какое-то время оторвавшись от него. Она стянула с себя уже полу-расстегнутую серую форменную куртку.
- Желаю получить максимум удовольствия от этой роскошно обставленной ванной, - от души посоветовал он. - Самый что ни есть сибаритский набор оборудования, какого я не встречал со времен Посольских бань Станции Дин.
Он удалился к себе, чтобы сбросить форму со знаками различия и предаться приятнейшему ритуалу неспешной подготовки, а именно: удалить щетину депилаторием, помыться и сбрызнуться одеколоном. Таура заслуживает самого лучшего. И все время, какое она пожелает. Она так редко может сбросить личину сурового сержанта и открыть свою женскую сущность, которую робко прячет внутри. И, конечно же, она редко может доверить кому-то стоять на страже собственной уязвимости. Заколдованная Принцесса, вот как он думал о ней. "Похоже, все мы имеем скрытую сущность".
Он завернулся на манер саронга в предварительно нагретое махровое полотенце и в нетерпеливом ожидании устроился на койке. Предвидела ли она, что они окажутся наедине в своем собственном мирке, и если да, то что за наряд вытащит она из своего чемодана на этот раз? Она настаивала на том, чтобы испробовать на нем все эти якобы сексуальные вещички, - похоже, и не осознавая, насколько она похожа на богиню, когда единственным ее одеянием служат струящиеся волосы. Ну, ладно, не струящиеся: предоставленные сами себе, они были склонны торчать непослушными жесткими завитками и щекотать ему нос, но Тауре и это шло. Майлз понадеялся, что она хотя бы сумела отделаться от той ужасающей розовой штуки с красными перьями. В прошлый раз потребовалась вся его тактичность, чтобы недвусмысленно дать ей понять: быть может, такой выбор цвета и фасона не подчеркивает наиболее выигрышные черты ее внешности, - и при этом никак, даже вскользь, не упомянуть ее вкус или личную привлекательность. Таура способна переломить его одной рукой, но он может убить ее словом. Нет, никогда.
Таура вернулась, и лицо Майлза засияло откровенным восторгом. На ней было что-то кремовое, атласное и блестяще-шелковистое. Метры ткани столь тонкой, что, приложив малейшее усилие, ее можно было бы протащить сквозь колечко. Сходство Тауры с богиней было деликатно подчеркнуто, а безмерное, столь важное для нее чувство собственного достоинства не пострадало. - О-о, великолепно! - протянул Майлз с неподдельным энтузиазмом.
- Ты и вправду так считаешь? - Она покрутилась перед ним. Волны шелка заколыхались вокруг нее, как и волны пряно-мускусного аромата, который, похоже проникал сквозь его ноздри прямо в мозжечок, нигде не задерживаясь по дороге. Когти на ее босых ногах не цокали по полу - она предусмотрительно подстригла и затупила их острые кончики, на ногах и на руках, а потом покрыла золотистым лаком. Ну, в этот раз у него не возникнет столь труднообъяснимой потребности в шовном материале или хирургическом клее.
Таура легла рядом, и их курьезная разница в росте исчезла. Теперь они наконец могли утолить до полного насыщения свою жажду человеческого - или почти человеческого - прикосновения, и никто им не мешал, никто не отпускал комментариев... Майлз мысленно ощетинился в защитной реакции при мысли о ком-то, наблюдающим за ними, о чьем-то внезапном грубом взрыве хохота или сарказме. Не потому ли он так остро реагирует, что нарушает свои собственные правила? Вряд ли кто-то посторонний мог бы понять их с Таурой отношения.
Да и понимает ли их он сам? Когда-то давно он пробормотал бы нечто насчет возбуждения, или одержимости скалолазанием - самой крутой сексуальной фантазии коротышки. Попозже - сказан бы про торжество жизни над смертью. А может быть, все еще проще.
Может, это просто любовь?
Уже много, много позже Майлз проснулся и принялся разглядывать спящую Тауру. Он пошевелился, но она не пробудилась ото сна мгновенно, как поступала обычно, побуждаемая заложенной в ней генетически программой, - и это говорило о мере ее доверия. Изо всех ее многочисленных и весьма завораживающих реакций эта - сон - казалась ему самой выразительной, если только знать ее глубоко скрытую историю.
Майлз изучал игру света и тени на ее длинном-длинном теле цвета слоновой кости, полускрытом изрядно помятой ими простыней. Он позволил своей ладони скользнуть надо всеми его изгибами, в нескольких сантиметрах от поверхности, словно паря на волнах лихорадочного жара, исходящего от золотистой кожи. Легкое движение ее дыхания заставляло тени колыхаться в танце. Это дыхание было, как всегда, чуть-чуть слишком быстрым, чуть-чуть слишком глубоким. Майлзу так хотелось замедлить его. Словно это не ее дни, а ее вдохи и выдохи сочтены, и когда она исчерпает весь запас...
Таура была последней живущей из своих собратьев-протитипов. Все они были генетически запрограммированы на короткую жизнь: отчасти, возможно, в качестве некоего механизма надежности, а отчасти - в попытке воспитать в них подобающее солдатам бесстрашие на основе из невнятной теории, что короткой жизнью легче жертвовать в бою, чем длинной. Майлз считал, что эти ученые ничего не понимали ни в бесстрашии, ни в жизни вообще. Когда суперсолдаты умирали, то умирали быстро, без продолжительных лет подагрической старости, постепенно приучающей их к мысли о смерти. Им доставалось лишь несколько недель, от силы месяцев, распада - столь же яростного, какой была их жизнь. Будто они были созданы, чтобы взлететь в пламени, а не скорчиться в бессилии. Майлз поглядел на тоненькие серебристые проблески в красноватой шевелюре Тауры. В прошлом году их еще не было. Бога ради, ей ведь всего двадцать два!
Хирург дендарийского флота тщательно ее обследовала и выдала медикаменты, замедляющие ее жуткий метаболизм. Теперь Таура ела только за двоих, а не за четверых. Год за годом жизнь Тауры продлевают, словно вытягивая сквозь уменьшающиеся отверстия раскаленную золотую проволоку. Пока когда-нибудь эта проволока не оборвется.
Сколько еще времени? Год? Два? Когда он в следующий раз вернется к дендарийцам, будет ли она еще здесь, чтобы приветствовать его уставным "здравствуйте, адмирал Нейсмит" на людях и весьма неформальным, чтобы не сказать грубым и неприличным, "привет, любовничек!" наедине?
"Хорошо, что она любит адмирала Нейсмита. Лорду Форкосигану такое не по плечу".
С некоторой долей вины он подумал о другой любовнице адмирала Нейсмита, гласной и признанной, - Куинн. Не надо никому объяснять или оправдываться в своей любви к прекрасной Куинн. Само собой разумеется, что она ему пара.
Если быть точным, он не был неверен Элли Куинн. Формально Таура появилась раньше. И они с Куинн не давали друг другу обетов, клятв и обещаний. Не то, чтобы он недостаточно просил: просил мучительно и многократно. Но она тоже любит адмирала Нейсмита. А не лорда Форкосигана. Одной мысли о том, чтобы стать леди Форкосиган и оказаться навечно прикованной к поверхности планеты, - по ее собственным словам, "комка болотной грязи" - хватало, чтобы рожденная в космосе Элли с воплем бежала куда подальше или как минимум в беспокойном состоянии духа откланивалась.
Любовная жизнь адмирала Нейсмита - в некотором роде мечта подростка: безграничный, порой совершенно поразительный секс и никаких обязательств. Почему же это, похоже, больше на него не действует?
Он любит Куинн. Любит ее энергию, ум, напористость. У них общая страсть - армия. Она - один из самых замечательных друзей, какие у него когда-либо были. Но в конечном итоге, она прелагает ему лишь... тщетность. У них не больше совместного будущего, чем было у него с Еленой, связанной с Базом, или у него с Таурой. Которая умирает.
"Бог мой, больно". Сбежать от адмирала Нейсмита и вернуться к лорду Форкосигану будет почти облегчением. У лорда Форкосигана сексуальной жизни нет.
Майлз замер. Так... когда же это случилось, когда... в его жизни стало чего-то не хватать? По сути, довольно давно. Странно. Прежде он этого не замечал.
Таура приоткрыла глаза, в них сверкали медовые искорки. Она одарила его сонной, показавшей клыки, улыбкой.
- Проголодалась? - спросил Майлз, уверенный в ответе.
- Угу.
Они провели несколько приятнейших минут, изучая длинное меню, предложенное здешним камбузом, затем отстучали объемистый заказ. С Таурой под боком, радостно сообразил Майлз, он может попробовать по кусочку почти от всего, не оставляя неэкономно и неловко недоеденных блюд.
В ожидании прибытия их пиршества, Таура поставила подушки стоймя и села в постели, поглядывая на Майлза со столь памятным блеском в золотистых глазах. - Помнишь, как ты впервые меня накормил?
- Да. В подземелье Риоваля. Отвратительной плиткой сухого рациона.
- Уж лучше сухой рацион, чем сырые крысы, позволь тебе сказать.
- Теперь я могу предложить и получше.
- И насколько!
Когда людей спасают, они должны оставаться в безопасности. Разве не в этом смысл? А потом мы все живем долго и счастливо, верно? Пока не умрем. Но теперь, с нависшей над ним угрозой отставки по здоровью, может ли он быть уверен, что это Таура уйдет первой? Возможно, в итоге первым окажется адмирал Нейсмит... - Это была одна из первых моих операций по спасению человека. И в некотором особом роде до сих пор - одна из лучших.
- А для тебя это была любовь с первого взгляда?
- М-м... по правде говоря, нет. Куда больше похоже на ужас с первого взгляда. Чтобы влюбиться, потребовался час или около того.
- Мне тоже. Я не начала по-настоящему в тебя влюбляться, пока ты за мной не вернулся.
- Ты ведь знаешь... начиналось это вовсе не как спасательная операция. - Явное преуменьшение: его-то наняли "положить конец эксперименту".
- Но ты превратил ее в спасательную. Мне кажется, это твой любимый вид работы. Ты всегда особенно радуешься, когда организуешь чье-то спасение, и не важно, насколько это бывает опасно.
- Не все награды в моем деле измеряются деньгами. Я не отрицаю, это эмоциональная встряска: вытащить кого-то совершенно отчаявшегося из глубокой-преглубокой ямы. Особенно когда никто не верит, что это можно сделать. Я обожаю рисоваться, а публика всегда такая благодарная. - Ну, Форберг, может, и нет.
- Я иногда спрашиваю себя, не похож ли ты на того типа с Барраяра, о котором мне сам как-то рассказывал. Ну, того, который дарил всем на Зимнепраздник печеночный паштет. Потому что сам его любил. И вечно огорчался, что никто не дарит паштета ему.
- Меня спасать не требуется. Обычно. - Прошлогоднее пребывание на Единении Джексона было достопамятным исключением. Исключая и тот факт, что в его памяти об этом событии оказался здоровенный трехмесячный провал.
- М-м, не спасение как таковое. А последствия спасения. Свободу. Ты разбрасываешь вокруг себя свободу, где только можешь. Потому, что именно этого ты хочешь сам?
"И не могу получить?" - Не-а. Просто меня здорово тянет к высокому уровню адреналина.
Прибыл их ужин, на двух тележках. Майлз встретил стюарда в дверях и отослал прочь. И они с Таурой занялись недолгими домашними хлопотами, все красиво расставляя. Каюта была настолько просторной, что стол был не откидной, а обычный, намертво привинченный к палубе. Майлз отщипывал по кусочку, наблюдая, как ест Таура. Когда он ее кормил, то всегда где-то в душе ощущал себя странным образом счастливым. Да и зрелище это было впечатляющее само по себе. - Не пропусти вон те маленькие сырные штучки в остром соусе, - подсказал он. - Уверен, в них куча калорий.
- Спасибо.
Наступило дружеское молчание, нарушаемое лишь мерным чавканьем.
- Удовлетворена? - поинтересовался Майлз. Таура проглотила еще кусочек тающей во рту вкусности - на этот раз принявшей вещественную форму пирожного в форме звезды. - О, да!
Майлз улыбнулся. Пожалуй, решил он, у нее талант быть счастливой, предусмотрительно живя одним днем. Сидит ли у нее на плече предвидение будущей смерти, слово ворон-падальщик...? Да, конечно да. Но не будем портить себе настроение.
- А ты не была разочарована, когда в прошлом году узнала, что я - лорд Форкосиган? Что адмирал Нейсмит - не настоящий?
Таура пожала плечами: - Мне это показалось правильным. Я всегда думала, что ты должен быть чем-то вроде переодетого принца.
- Вряд ли! - расхохотался он. "Боже, избави меня от Империи. Аминь". А может, он лжет именно сейчас, а не лгал прежде. Может, это адмирал Нейсмит был настоящим, а лорд Форкосиган - натянутой им маской. Монотонный бетанский говорок Нейсмита так свободно слетает с его языка. А гортанный барраярский выговор Форкосигана требует все большего сознательного усилия. Так легко незаметно сделаться Нейсмитом, а становиться Форкосиганом так... болезненно.
- На самом деле, - вернулся он в русло их предыдущего разговора, уверенный, что Таура последует за ним, - свобода - это как раз то, чего я не хочу. В смысле остаться без цели или... или без работы. - "Особенно безработным". - Мне хочется иметь не свободное время... ну, не считая настоящего момента, - поспешно добавил он. Таура поощрительно кивнула. - Я хочу... мою собственную участь, наверное... Быть или стать настолько полностью собой, насколько я могу. - Поэтому он и изобрел адмирала Нейсмита - чтобы сохранить все те части своей личности. которым нет места на Барраяре.
Бог свидетель - он об этом думал тысячу раз. Думал о том, чтобы навеки расстаться с Форкосиганом и стать просто Нейсмитом. Пинком отбросить прочь финансовые и патриотические оковы СБ, сделаться ренегатом, зажить в галактике вместе со Свободным Флотом Дендарийских Наемников. Но это путешествие в один конец. Для фор-лорда обладание личными вооруженными силами - государственная измена, чертовски противозаконное деяние, преступление, за которое полагается смертная казнь. Единожды ступив на этот путь, он никогда не сможет вернуться домой.
Прежде всего, он не может поступить так с отцом. "Граф-мой-отец", все произносится на одном дыхании. Ни за что, пока старик жив и по-барраярски архаично связывает все свои надежды с сыном. Как отреагировала бы мать, Майлз уверен не был - даже прожив столько лет на Барраяре, она была бетанкой до мозга костей. В принципе у нее не было бы возражений, но она не особо одобряет военную карьеру. И особого неодобрения не испытывает тоже; просто отчетливо дает понять, что, по ее мнению, разумное человеческое существо может сделать со своей жизнью что-нибудь получше. А однажды отец умрет... и Майлз станет графом Форкосиганом, обладателем Округа, значимого голоса в Совете графов и каждодневных обязанностей... "Живи, отец. Живи долго".
Но ведь есть в нем, в Майлзе, и такое, для чего не хватает адмирала Нейсмита.
- Кстати, о достопамятных спасениях, - вернул его к действительности прекрасный баритон Тауры, - как поживает твой клон-близнец, бедняга Марк? Он уже нашел свою судьбу?
По крайней мере Таура не отзывается о его единственном брате как о "маленькой жирной твари". Майлз благодарно ей улыбнулся. - Думаю, поживает он неплохо. Когда мои родители уезжали на Сергияр, он покинул Барраяр вместе с ними, побыл с ними немного, а потом отправился на Колонию Бета. Мама попросила мою бетанскую бабушку за ним приглядеть. Он записался в университет Силики - того самого города, где она живет, - и изучает там, подумать только, бухгалтерию. Ему, похоже, это нравится. А для меня - непостижимо. Я-то не могу отделаться от ощущения, что у близнецов должно быть больше общих вкусов, чем просто у братьев.
- Может быть, с возрастом вы станете больше похожими.
- Не думаю, что Марк когда-нибудь снова свяжется с военной службой.
- Да, но, возможно, тебя заинтересует бухгалтерия.
Майлз подозрительно покосился на нее. О, отлично; она шутит. Он мог определить это по морщинкам в уголках чуть прищуренных глаз. Но даже когда она взглянула на него без смеха, похожие на птичьи следы морщинки все равно остались.
- Ну нет, скорее я достигну его объема талии... Майлз медленно отпил глоток вина. Разговор о Марке вызвал у него в памяти Единение Джексона, крио-оживление и все те тайные проблемы, которые непрошеными вертелись у него в сознании и так смущали. И еще он вспомнил про доктора Дюрону, своего криохирурга. Удалось ли беженцам - сестрам Дюрона основать новую клинику на Эскобаре, вдали от их ненавистной бывшей родины? Марк должен знать: он до сих пор, судя по его последним посланиям, переводит им деньги. А если удалось, не готовы ли они теперь принять нового, точнее, старого пациента? Очень-очень тайно.
Он может взять долгосрочный отпуск под предлогом визита к родителям на Сергияре. От Сергияра до Эскобара лишь один короткий прыжок. А уж там он сможет увидеться с Вербеной Дюрона... Может, он даже сумеет провести это перед Иллианом вполне легально, сочинив историю, будто он едет к любовнице. Или по крайней мере преподнести эту версию графу. Даже агентам СБ неохотно, но разрешали иметь личную жизнь. Хотя если у самого Иллиана таковая имеется, то для Майлза это новость. Короткий роман с Вербеной был в некотором роде ошибкой, случайностью, происшедшей, пока он отходил от криоамнезии. Но расстались они, как показалось Майлзу, по-хорошему. Смог бы он убедить ее заняться его лечением, даже не ведя записей, которые могли бы попасть в руки СБ?
Такое можно сделать... Привести в порядок голову, что бы в ней к чертовой матери ни испортилось, и спокойно двигаться дальше. И никто и знать не будет. Верно?
Какая-то его часть уже начала сожалеть о том, что он не слил на кодовую карту обе версии рапорта для СБ и не отложил окончательное решение на потом, когда у него будет чуточку больше времени на размышления. Возьми одно и съешь другое. Но теперь он связал себя словом. А раз так, ему понадобится лучший план, нежели просто положиться на удачу.
Эскобар был именно такой возможностью. Побыстрее, как только позволит его расписание. Крайне досадно, что на этот раз его маршрут домой проходит не через Эскобар.
Майлз откинулся на спинку кресла, оглядывая победоносный беспорядок из тарелок, чашек, стаканов и мисочек, громоздившихся на столе. Это было больше похоже на поле боя после... после того, как там побывала Таура. Зачистки территории не требуется. Он кинул взгляд на постель поверх ее обтянутого шелком плеча.
- Что, миледи? Вздремнем? Или как?
Таура проследила его взгляд. - Или как. А потом вздремнем, - решила она.
- В вашем распоряжении. - Он, все еще сидя, по-форски поклонился, и поднялся, чтобы взять ее за руку. - Лови ночь.