"Из личных архивов"

Анна Ходош (граф Эрик Форхартунг)

История эта началась задолго до того, как мои потрясенные коллеги по Совету Графов услышали известие о гибели императора, и я был в некотором смысле причастен к ее началу.

***

Форбарр-Султана в Зимнепраздник - не место для приятных прогулок: резкий ветер задувает с реки; хлопья мокрого, липкого снега наметают сугробы до самых окон замка. Путешествовать в такую погоду - еще то удовольствие, поэтому я сильно удивился приезду графа Константина Форвользе, который обычно безвылазно сидит у себя в провинции и столицу визитами не балует.

Мы с Константином знакомы и дружны не первый год - или даже десяток лет, - и история этого знакомства весьма примечательна.

Когда окончился Период Изоляции и настало время объединения Барраяра, Дорка проявил немалую изобретательность, усмиряя излишне самостоятельных вассалов. Для того же был издан императорский указ "о должном обучении графских наследников" в связи с веяниями нового века. Сие благое намерение выразилось в том, что всех молодых лордов в срочном порядке и под полагающейся их статусу охраной собрали в стенах знаменитого столичного университета, где и поселили на время обучения... поставив на дверях караул, для их же безопасности, разумеется. Ясно, что тем самым император одновременно обеспечивал себе важных заложников из семей своих упрямых графов и получал возможность проследить за воспитанием будущего поколения в должном духе.

Я к тому времени отучился в Университете уже год, и привел меня в его стены далеко не "императорский призыв". В руках графа Форхартунга, потомственного лорда-спикера, традиционно находится судебное делопроизводство Совета и геральдическая книга высших форов, так что как я ни сомневался по молодости лет, не зазорна ли для фора профессия юриста, но был на нее обречен. Наступившие строгости взамен вольной студенческой жизни я тогда воспринял, конечно, без восторга, но и не так трагично, как мои товарищи по несчастью, в срочном порядке привезенные под конвоем из своих Округов. Одним из них и оказался Константин Форвользе, с которым мы быстро стали друзьями. Он был старше меня на три года и уже женат, но оставался восхитительно невежествен; мне было тогда забавно и лестно натаскивать его в премудростях столичной жизни.

Сейчас-то мы видимся нечасто; графские дела и семейные обязанности не оставляют времени на столь же тесную дружбу, как и в молодости. Я не сомневался, что Форвользе привели ко мне дела, и оказался прав.

Начал он с разговора о предстоящей свадьбе своей дочки Алисии с Владом Форкрафтом; это новостью не было, а вот про то, что Константин собирается сделать зятя наследником графства, я услышал впервые. Логично, конечно: единственный сын его погиб в первый год войны вместе с графиней Женевьевой, а второй раз мой друг жениться не спешил - хотя какие наши годы? Однако он, осторожничая, непременно хотел получить императорскую санкцию, прежде чем заявить Влада перед Советом как своего наследника.

Тут ему и требовалась моя помощь: по соображениям безопасности Дорка сейчас скрывался, однако мне как спикеру регулярно приходилось представать перед ним с докладом о подготовке предстоящего Совета, и Форвользе это прекрасно знал - ведь именно в стенах его замка должны были собраться графы. Он попросил меня на ближайшей же встрече передать его письмо с прошением императору. "Чересчур ты перестраховываешься", - сказал я ему, - "выбор наследника - это личное дело графа и Совета. Дорка не станет вмешиваться, да и Влад твой на прекрасном счету и в Округе, и в Генштабе". Но раз Константин того хотел, я с легким сердцем принял из его рук конверт, не сомневаясь в благожелательном ответе императора, и пообещал исполнить все в точности.

Если бы в тот день я знал, что на самом деле содержалось в плотном конверте, запечатанном графским гербом!

***

И вот четыре месяца спустя я переступил порог замка Форвользе. Зал украшен к торжеству, множество свечей в хрустальных люстрах бросают блики на выложенный мрамором пол, переливаясь блеском на богатом золотом шитье парадного мундира Константина и парчовой юбке Алисии... Хозяин дома сияет не менее своего мундира, и я понимаю его радость - несмотря на нынешние превратности войны, он сумел наконец найти для своей единственной дочери достойного супруга. Как я и полагал, император не стал препятствовать желанию графа Форвользе назвать Влада наследником.

Обряд свадьбы, направляемый уверенной рукой моей дальней родственницы, Морганы Форриди, проходит как и должно: Алисия - мила, Влад - строг и торжественен, граф Патрик Форбреттен блистает красноречием в традиционных "Наставлениях невесте", должные символические подарки переходят из рук в руки, звучат клятвы - и брак совершен.

Но мне даже в этот торжественный момент думается совсем о другом: император, очевидно, так и не явится к началу Совета, несмотря на всяческие гарантии, данные обеими сторонами. Значит ли это, что Совет может стать ловушкой? Организовывая эту встречу и убеждая графов на нее прибыть, я ручался за безопасность собравшихся собственным словом - достаточно ли обеспечивает его нерушимость присутствие здесь троих гостей в цетагандийской раскраске? Паранойя - профессиональная болезнь любого из нас "при исполнении"; даже двигаясь в замысловатых па танца отражений, я ощущаю себя спикером будущего Совета, а не просто гостем на празднестве.

К тому же я не в своей тарелке из-за необходимости проводить это импровизированное заседание без соблюдения должных формальностей; в отсутствие приставов Совета, в чьи обязанности обычно входит следить за спокойствием и порядком среди моих высокородных коллег, мне остается только положиться на их спокойствие и выдержку - весьма оптимистическая надежда. Поскольку императора в зале не будет, у меня нет оснований потребовать от графов расстаться на время заседания со своим оружием, и я уповаю лишь на то, что никому не придет в голову обнажить клинок в день свадьбы.

Начало заседания возвращает происходящее в привычную колею. Ритуальные фразы относительно того, чего именно император желает и требует; знакомые, много раз виденные лица - собрание прожженных, хитрых, упрямых индивидуалистов, каждый из которых лучше знает "как надо".

Соперничество Форпатрила с Фордарианом за строительство будущего космопорта, к моему удивлению, идет практически на равных; не понимаю, что же в этот день нашло на умудренного опытом интриг графа Василия - слова его звучат неубедительно, абстрактно, словно... словно нечто иное занимает его мысли? Речь Форпатрила, до сего момента ни разу не выдвигавшего веских доводов в поддержку своего проекта, - куда логичнее и живее. Ход голосования ничьего преимущества не выявляет; отдавая свой голос последним - по алфавиту, как и требует протокол, - я еще не знаю, что именно он решит исход дела в пользу графа Форпатрила. Не уверен, правда, что проигравшая сторона не заподозрила меня при этом в пристрастности... но, слово Форхартунга, мною в тот момент двигал не личный интерес.

Зато известие принца Ксава о галактических торговцах оружием, уже прибывших сюда и ожидающих нашего решения в толпе прочих гостей, ошеломляющим сюрпризом не становится - по крайней мере, для меня. Сколько бы лет принц ни провел на Бете, он не стал предпочитать общество инопланетников соотечественникам, так что присутствие в свите Ксава двоих не-барраярцев явно должно иметь деловую причину. Конечно, устраивать эту договоренность здесь, прямо на глазах наших противников в гем-раскраске - риск, но риск стоящий. Тем более что столь же рискованно стало бы откладывать вопрос до следующего заседания Совета - его можно и не дождаться...

На перерыв я ухожу с легким сердцем - графы сумели быстро настроиться на деловой лад, несмотря на располагавшую к более легкомысленному времяпрепровождению атмосферу праздника... да, вино из погребов Форвользе всегда было замечательным, и не менее его кружит нам голову общество стольких прекрасных дам. Война не располагает к торжествам, они стали слишком редки; моя графиня Адель в этот раз приехать не смогла, и я не сомневаюсь, что жаловаться на это она теперь будет не один месяц.

Лишь когда ко мне со всегдашним своим каменным лицом подходит лейтенант Форпул и от имени своего командующего, генерала графа Форратьера, передает настоятельную просьбу немедленно собрать Совет, у меня возникает нехорошее предчувствие. Прозвище "Кровавый" было некогда дано дядюшке Пьеру не зря, а распускаемые ныне им же самим слухи о постепенном впадении в старческий маразм не обманывают и самых наивных. Так что я ожидаю неприятностей... но не того, что случается дальше.

Явление Пьера Форратьера в полной генеральской форме взамен мундира родовых цветов, бывшем на нем полчаса назад, впечатляет, но не так сильно, как произносимые им слова. Гибель императора - как будто нарочно подгаданная к Совету; краткое донесение, без подробностей, без дополнительных доказательств... императрица Элен-Найла заявляет "Нет! Не верю", и в кои-то веки мне хочется с этой женщиной согласиться. Дальше - завещание, снимающее с Юрия права наследования и предлагающее нам решить этот вопрос самим... И, наконец, военное положение - ну это как раз логично, хотя дает графу Форратьеру особый статус сравнительно с остальными, а любые заявления о беспристрастности и нейтралитете могут остаться лишь благими намерениями, когда ставки делаются слишком высоки. Ладно; пока император отсутствует, власть империи - это мы, а не доверять собственной Безопасности - значит не доверять никому.

Я объявляю перерыв, давая всем время выйти из шока и обдумать происшедшее; мне и самому этого требуется не меньше. Когда проходит первое потрясение, холодный ком в желудке тает, а мысли прекращают вращаться вокруг единственной фразы "О черт, что же теперь будет?!", то наступает время задуматься. Это завещание, извлеченное графом Форратьером, словно туз из рукава, - нарочно ли его формулировка допускает столь двусмысленное толкование? Отказ Юрию в статусе кронпринца - и сохранение за ним места в списке претендентов; передача голоса Форбарра Эзару - и не выраженное предпочтение никого из принцев. Щедрый дар Совету - право выбрать нового императора - плюс такое нетипичное смирение Дорки и Пьера перед его коллективной волей... Мог ли Дорка сознательно поставить власть своей же собственной империи на грань раскола... и проследить, не сорвется ли она туда? Но тогда его гибель - лишь элемент спектакля?! Нет. Немыслимо.

Попытка переговорить с графом Форратьером - узнать, как он сам понимает императорский демарш по отношению к Юрию - завершается ничем: старый Пьер не высказывает насчет предполагаемых намерений императора ни звука, зато через слово поминает свое положение "над схваткой". Впрочем, отрицательный результат - тоже результат; вывод, что императорское завещание имеет двойной подтекст, а Форратьер его обсуждать не желает либо не имеет права, напрашивается сам собой.

Очередное заседание начинается в атмосфере мрачной подавленности. Галактические торговцы забыты; принц Ксав, не раз на моей памяти заявлявший, что сторонится трона как чумы, - хмур как туча. Что ж, список принцев оглашен, и его имя закономерно прозвучало среди прочих.

А вот неожиданное дополнение к этому списку, предложенное Фордарианом, на мой взгляд, уже превышает лимит сюрпризов на этот день. Влад Форкрафт - сын покойного принца Георга и потомок старшей ветви Форбарра? Оттиск печати на завещании выглядит неподдельно, но возможности сверить его сейчас с документами из архива Совета, конечно же, нет. Поверим лорду Владу, что бумаги его подлинные и что захватил он их с собой на заседание по чистой случайности... Занятно, что новобрачная, сидящая на импровизированной "галерее Совета", не падает в обморок, не ахает и вообще не проявляет признаков волнения. Не потолковать ли по душам с Константином Форвользе - как давно ему известны эти занимательные подробности?

Семейство Форбарра просит о перерыве, дабы обсудить вновь открывшиеся обстоятельства. Что ж, приходится его дать... и все императорское семейство мгновенно покидает зал, прихватив с собой и новоявленного родственника. Мне сейчас не до них; я подхожу к другу Форвользе. Константин отводит глаза: да, он знал, что Влад - Форбарра; тот честно признался ему во всем перед свадьбой. Вроде бы все логично, однако подозрения меня не оставляют. Ладно, не во Владе дело. Четвертый принц рядом с прочими тремя ситуации не изменит.

Время перерыва истекло, но Форбарра не возвращаются; то и дело мне мельком удается заметить спешащего по коридору Форратьера, который тоже не торопится на Совет. Следовало бы тогда воспрепятствовать их уходу, но охрана замка сейчас в руках людей генерала Пьера, а он, похоже, ничего не имеет против того, что его сестра Элен-Найла увела свое семейство для беседы за закрытыми дверями.

Мысли мои текут по замкнутому кругу. Погиб ли Дорка? Как ни странно, ответ на этот вопрос в ближайший час не важен. Если император жив, происходящее несомненно вершится по его воле; если он желает устроить нам испытание, то только отнесясь к сложившейся ситуации с предельной серьезностью, мы можем его пройти.

Решением императора Совету доверено избрать его наследника из числа принцев Форбарра - прецедент, неслыханный за последнюю пару столетий. Юрия, хотя его права на трон самые прямые, давно недолюбливают, а замечание императора, что "сын его разочаровал", многие воспримут как прозрачнейший намек. Ксав старше и разумнее всех, но... мягок, либерален, сторонится власти и к тому же женат на бетанке. Эзар слишком молод, хотя этот недостаток со временем как раз проходит. Влад - темная лошадка... В любом случае, прежде чем принимать хоть какое-то решение, следует заслушать претендентов. А вот, наконец, и они.

Дальше начинается абсурд. Предложение высказать свою позицию все четверо по очереди, начиная с принца Юрия и заканчивая Владом, отвергают с решимостью. Зато вместо соперничества за власть нашим глазам является картина трогательного единодушия: принцы семейства Форбарра не желают видеть на троне никого, кроме Юрия, вплоть до угрозы собственного отречения, буде голосование назовет их имя. Нежданный претендент Влад просто молчит, заставляя задуматься; а в чем тогда был смысл объявления его на Совете час назад?

Никто не ожидал, что противостояние развернется по линии "Форбарра - Совет". Мою почти отчаянную и провоцирующую попытку воззвать к благородным чувствам претендентов, приравняв отказ к малодушию, Эзар парирует с изяществом опытного фехтовальщика. Элен-Найла (осадить скорбящую вдову императора, выдворив ее из круга, увы, не позволяют приличия), а вслед за ней и ее брат, граф Пьер, придерживаются в своем выступлении одной мысли: патриотизм - это единство, иное - граничит с нелояльностью, следовательно, Совет должен взять пример с Форбарра и единодушно поддержать Юрия.

Нет, подобному единодушию наступит время потом. Я готов повторить вслед за Форратьером, что присягну будущему императору, кем он ни окажется, но сейчас наш долг - самим избрать наследника Дорки, а не отдавать эту прерогативу в руки императорской родни. Выборы из единственного кандидата - изысканная насмешка над последней волей императора или над Советом как таковым. Подобное решение станет нашей моральной дискредитацией, прямым противоречием духу императорского завещания.

Нужно искать обходные пути, позволяющие выйти из подобной ситуации хотя бы с честью, если иного нам не остается. Думайте, графы! Время на это я вам дам; процедурные вопросы позволяют. Вот Формюир уточняет, сразу ли по закону наследник получит императорский статус... хорошая мысль, но нет, не то. Призыв Форвользе "голосовать всем сердцем" - что же, его иронический подтекст понятен всем, но проблемы и это пока не решает. Умыть руки, проголосовать по поводу того, что голосовать мы не станем? Паллиатив...

Именно это в мгновение генерал Форратьер - когда это он успел снова покинуть Совет? - появившись на пороге зала, возвещает: "Господа! Мой сюзерен и император Дорка Форбарра!" Графы вытягиваются в салюте, гости рукоплещут так, что дребезжит хрусталь люстр и воет собака леди Формюир. Император сухо сообщает, что ему удалось случайно избежать смерти (истерическую усмешку при этих словах удается сдержать не всем), и, выражая свое недовольство действиями Совета... смещает меня с поста спикера в пользу Фордариана. Впрочем, следуя по нашим же стопам, Дорка и сам отказывается назвать имя своего наследника прямо сейчас и с этими словами удаляется.

Я оскорблен. Самообладания, чтобы спокойно передать спикерский жезл графу Василию, у меня еще хватает - надеюсь, ему не заметно, как у меня трясутся руки. Вопрос "Мой сюзерен, за что?" - нелеп; скорее уж стоит спрашивать у Дорки, за что он поступил так со всеми нами.

Выхожу на балкон, молча смотрю в темноту. Закурил бы, если бы была у меня эта милая привычка. Да... я давно уже знаю за собой, педантом и протоколистом по образу действий, слишком эмоциональное отношение к делу, которому служу. Наследие молодости... когда нам всем было по двадцать, гражданская война заставила нас выбирать между преданностью семье и графу - или императору и Империи. Поколение наших отцов этот конфликт сломал; нам же, чтобы сохранить честь и самоуважение, пришлось, по нынешнему выражению Константина, "выбирать сердцем". Искренняя преданность требует взаимности... но до сего момента я не ожидал, что отреагирую на императорскую несправедливость так болезненно.

Громкие голоса за спиной привлекают мое внимание; возвращаюсь в зал в разгар ссоры. Форвользе во всеуслышание называет графа Фордариана помилованным заговорщиком и "карманным спикером". Что??! Фордариан не остается в долгу; платок можно швырнуть в лицо не хуже, чем перчатку. Это уже дуэль. Константин принимает вызов не раздумывая; это он-то, который всегда отшучивался, что спровоцировать его на поединок не удастся ни одной горячей голове? Ничего не понимаю. Константин подходит ко мне с просьбой быть его секундантом. Разумеется, я даю согласие, но прошу объяснить, в чем дело? Мой друг досадливо морщится и начинает рассказ.

Оказывается, полгода назад, обнаружив документы относительно истинного происхождения Влада Форкрафта, его кузен Фордариан подговорил новоявленного принца на захват трона. Константину же, как тестю будущего императора, был обещан министерский пост, если он окажет заговорщикам содействие и передаст информацию о местонахождении Дорки цетагандийцам, руками которых собирались императора убить. Он дал свое согласие... и немедля сообщил о заговоре императору, выговорив лишь статус Имперского свидетеля для себя и Влада, тем самым письмом, которое я собственноручно отвозил зимой. Дорка же воспользовался ситуацией и, взяв с Форвользе слово молчать, инсценировал собственную гибель... вот так случилось то, что случилось.

Сир, что же Вы творите?! Спикерский пост - не слишком ли щедрая награда для неудавшегося цареубийцы? Или, сперва безуспешно попытавшись скомпрометировать Совет принятием патового решения, теперь Вы решили контролировать нас через лорда-спикера, чье послушание обеспечено его прошлыми грехами? Невозможно, хочу сказать я, но осекаюсь. Несколько часов назад я уже совершил подобную ошибку...

Нечего ждать, дуэль состоится тут же, без промедления. Быть секундантом Фордариана вызывается Доно Форратьер, а Патрик Форбреттен как член Дуэльного комитета санкционирует поединок. Часть гостей уже разошлась, остальные расселись по углам зала, где только что проходил Совет; дамы следят за происходящим то ли с ужасом, то ли с любопытством. Звучит команда "к барьеру!". Форвользе бросается вперед... но я вижу, что он сейчас торопится, делает ошибку за ошибкой. Он физически уступает противнику; Фордариан явно сильнее, его движения спокойнее и увереннее. Я еще не успеваю испугаться, как Константин уже ранен, и он бросает клинок, не в силах продолжать поединок. Я поддерживаю его, помогая идти; за лекарем уже послали. Рана, кажется, не опасна; мой друг хоть и бледен, но улыбается через силу и сбивчиво пытается мне что-то объяснить, сказать, что ему стыдно за проигрыш... Да, сегодня мы оба проиграли.

***

Когда неделю спустя на моем пороге появился оруженосец в цветах Форбарра с личным пакетом от императора, происходящее не вызывало у меня ничего, кроме усталого удивления. Копия эдикта, заверенная императорской печатью: "... аннулируем принятое Нами ранее решение и восстанавливаем графа Эрика Форхартунга в должности лорда-спикера...".

Без каких-либо комментариев. Прощение? Правосудие? Милость? Забрал пост - вернул - и снова отберет по мановению руки? Чего мне еще ждать от Дорки Справедливого? В глубине души просыпается глухая обида, подталкивая к ответу: "Благодарю, сир. Я предпочитаю отставку".

Искушение длится лишь мгновение. Нет, подобной глупости я не совершу; "я буду служить императору, кем бы он ни оказался", вспоминаю я собственные слова и, горько усмехнувшись, аккуратно и педантично сворачиваю императорский эдикт, чтобы поместить его на должное место в архив.

Уже потом друг Форвользе выразился кратко: "Иных объяснений от Дорки тебе не дождаться. Смирись. Тебе остается либо стреляться, либо принять это"...

апрель 2002, ФорКон