Шестнадцатилетние королевны Изелль выпало на самый разгар весны, спустя шесть недель, как Казарил пришел в Валенду. Подарком ко дню рождения, присланным в этом году ее братом Орико из столицы Кардегосс, была замечательная серая в яблоках кобылка. Вдохновением послужил либо тонкий расчет, либо необыкновенная удача, поскольку Изелль пришла в неописуемый восторг по поводу этого великолепного животного. Казарил не мог не признать, что это был королевский дар. К тому же, ему еще раз удалось избежать проблемы со своим корявым почерком, так как он без особого труда убедил Изелль выразить благодарность собственной рукой и отправить письмо с возвращавшимся назад королевским курьером.
Однако в последующие дни Казарил понял, что подвергается самым подробным и осторожным, чтобы не сказать смущающим, расспросам со стороны Изелль и Бетриз о состоянии своего здоровья. За столом ему передавали небольшие подношения в виде лучших фруктов и яств, чтобы расшевелить аппетит. Его уговаривали пораньше отправиться в постель, и выпить вина, но не слишком много. Обе девушки часто убеждали его совершать короткие прогулки по саду. Он не знал, пока ди Феррей нечаянно в разговоре с Провинциарой не обронил услышанную Казарилом шутку, о том, что Изелль и ее компаньонку заставили умерить свою прыть из соображений хрупкого, по общему мнению, здоровья их нового учителя-секретаря. У Казарила хватила ума преодолеть свое негодование, чтобы как раз вовремя невозмутимым лицом и убедительно твердой походкой подтвердить, что он якобы ничего не расслышал. Женское внимание, хотя и явно имевшее свой интерес, было слишком приятным, чтобы им пренебрегать. К тому же... это было бы не достойным поступком.
Улучшавшаяся погода и, говоря правдиво, его улучшавшееся состояние вынудили его смягчиться. В конце концов, скоро над ними будет летняя жара, и жизнь вновь замедлится. Наблюдая, как обе девушки припадают к своим лошадям, перепрыгивая через бревна и оставляя вереницу следов вдоль реки, сверкая на водной ряби золотом и зеленью в полутени новой листвы над их головами, его беспокойство за их безопасность пошло на убыль. Это ведь его лошадь шарахнулась в сторону, испугавшись выскочившей из зарослей оленихи, и скинула его. От жесткого удара о мешанину из камня и древесных корней у него сбилось дыхание, и лопнул рубец на спине. Он лежал и стонал, лес расплылся в слезах боли, пока два испуганных женских лица не появились в поле зрения на фоне неба и кружева листвы. Чтобы забраться на его пойманную лошадь понадобилась помощь обеих девушек и упавшего дерева. Обратная поездка была такой спокойной и женственной, не говоря уже о чувстве вины, прогулкой, о какой их гувернантка могла бы только мечтать. Когда они проехали под сводом ворот, мир перестал кружиться странными маленькими рывками вокруг его головы, но разорванный рубец, отмеченный под его туникой шишкой размером с яйцо, мучительно горел. Скорее всего, она потемнеет до черноты и сойдет только через несколько недель. Прибыв, наконец, в целости во двор, он ни на что не обращал внимания, кроме, посадочной скамейки, конюха, и желал только одного - слезть с проклятой лошади живым. Оказавшись на твердой земле, он на секунду замер, склонив голову к луке седла, чтобы спрятать искаженное болью лицо.
- Каз!
Знакомый голос вернул слух к реальности. Он поднял голову, поморгал, оглядываясь. К нему с распростертыми руками широкой походкой шел высокий темноволосый мужчина атлетического телосложения, одетый в тунику из красной парчи и высокие верховые сапоги.
- Пять богов! - прошептал Казарил, и добавил, - Палли?
- Каз, Каз! Целую руки, целую твои ноги! - Высокий мужчина схватил его, едва не сбив с ног, выполнил первую часть своего приветствия буквально, а вместо второй заключил его в объятья. - Каз, дружище! Я думал, ты погиб!
- Нет, нет... Палли... - На три четверти позабыв о своей боли, он в свою очередь взял темноволосого мужчину за руку и повернулся к Изелль и Бетриз, которые, бросив лошадей на попечение конюших, подошли к ним с нескрываемым любопытством.
- Королевна Изелль, Леди Бетриз, позвольте представить вам Сера ди Паллиара, он был мне верной правой рукой в Готоргете. Пять богов, Палли, что ты тут делаешь?
- У меня куда больше причин спросит тебя о том же самом! - Ответил Палли и поклонился дамам, которые посмотрели на него с возрастающим одобрением. Два с лишним года после Готоргета многое добавили к его и так приятной внешности, так что не все из них были похожи на избитые огородные пугала к концу осады.
- Королевна, миледи, большая честь, но теперь - Марк ди Паллиар, Каз.
- О, - произнес Казарил, и немедленно отвесил извиняющийся поклон. - Мои соболезнования. Недавняя утрата?
Палли понимающе опустил подбородок.
- Теперь, почти два года прошло. Старика хватил инсульт, еще когда мы были заперты в Готоргете, но он продержался пока я не смог добраться домой, хвала Отцу-Зиме. Он знал, что я смогу увидеться с ним напоследок, рассказать ему о кампании. Знаешь, в последний день он благословлял тебя, хотя мы оба думали, что возносим молитвы о погибшем. Каз, друг, где же ты был?
- Меня... не выкупили.
- Не выкупили? Как это, не выкупили? Как тебя могли не выкупить?
- По ошибке. Мое имя не попало в списки.
- Ди Жирональ сказал, что рокнарцы сообщили, будто ты умер от внезапной лихорадки.
Улыбка Казарила натянулась.
- Нет, меня продали на галеры.
Палли отдернул голову.
- Что за ошибка! Нет, погоди, в этом нет смысла.
Казарил поморщился, и прижал руку ладонью к груди, остановив протест Палли у него на устах, хотя и не погасив в его глазах изумления. Палли всегда понимал намеки, если намекать порезче. Изгиб его губ говорил 'Хорошо, но позже я все равно из тебя все вытяну'. Когда он повернулся к подходившему Серу ди Феррею, с заинтересованностью наблюдавшему за этим воссоединением, на его лицо вернулась радостная улыбка.
- Милорд ди Паллиар приглашен Провинциарой на бокал вина в саду, - пояснил привратник, - пожалуйста, присоединяйтесь к нам, Казарил.
- Благодарю вас.
Палли отнял руку, и они повернулись, чтобы последовать за ди Ферреем со двора и наполовину обогнуть замок в сторону небольшой делянки, где садовник Провинциары выращивал цветы. В хорошую погоду она стала ее любимым местом, чтобы посидеть на воздухе. Три широких шага, и Казарил отстал. В ответ на заминку Казарила Палли резко укоротил свой шаг и оглядел его со стороны. Провинциара ждала их возвращения с терпеливой улыбкой, восседая, как на троне, под решетчатым сводом, увитым еще не распустившимися ползучими розами. Она жестом пригласила их занять принесенные слугами кресла. Казарил опустился на мягкое сиденье, вздрогнув и неуклюже прокряхтев.
- Демоны Ублюдка, - в полголоса выругался Палли, - рокнарцы покалечили тебя?
- Только на половину. Леди Изелль, уф, кажется, намерена довершить начатое. - Он осторожно откинулся на спинку. - И эта глупая лошадь.
Провинциара нахмурилась на двух юных девушек, которые без приглашения явились след за ними.
- Изелль, вы пускали лошадей галопом?
Казарил отрицательно махнул рукой.
- Это целиком вина моего благородного скакуна, миледи, атакованного, как он полагал, оленем-конеедом. Он отошел в сторону, а я - нет. Благодарю вас. - С глубокой признательностью принял он у слуги бокал вина и быстро сделал глоток, стараясь при этом не хлюпать. Неприятное чувство в животе теперь пошло на убыль.
Изелль бросила на него благодарный взгляд, не ускользнувший от бабушки. Провинциара почувствовала легкое недоверие. В качестве наказания она произнесла:
- Изелль, Бетриз, идите и смените эту одежду для верховой езды на что-нибудь подходящее для ужина. Возможно, мы здесь люди и деревенские, но не дикари.
Они ушли, пару раз обернувшись на обворожительного гостя.
- Но как ты оказался здесь, Палли? - спросил Казарил, когда два отвлекавших внимание объекта скрылись за углом замка. Палли также провожал их взглядом, и, похоже, ему пришлось встряхнуть себя, чтобы очнуться. Закрой рот, дружище, весело подумал Казарил. Мне же приходится.
- О! Я еду в Кардегосс, чтобы при тамошнем дворе ходить на задних лапках. Отец мой всегда здесь делал перерыв во время путешествий, поскольку был дружен со старым Провинциаром. Когда мы проезжали мимо Валенды, я осмелился послать гонца. И миледи, - он поклонился Провинциаре, - была так добра, чтобы предложить мне временное пристанище.
- Я бы вас отшлепала, не засвидетельствуй вы свое почтение, - добродушно заметила Провинциара с поразительной непоследовательностью. - Я столько лет не виделась ни с вами, ни с вашим отцом. Грустно было узнать, что он скончался.
Палли кивнул. Он продолжил, обращаясь к Казарилу:
- Мы собирались дать лошадям ночь передохнуть, а завтра ленивым темпом двинуться в путь. Погода слишком замечательная, чтобы куда-либо торопиться. На всех дорогах ко всем церквям и храмам паломники и те, кто молится на них - увы, говорили, что на холмах водятся разбойники, но мы их не нашли.
- А вы искали? - С изумлением спросил Казарил. В пути его единственным желанием было желание разбойников не найти.
- Эй, должен заметить, что я теперь лорд посвященник Ордена Дочери в Паллиаре, по стопам отца. У меня есть обязанности.
- Ты ездишь с братьями-солдатами?
- Больше похоже на багажный обоз. Вся эта бухгалтерия, сбор ренты, погоня за проклятым снаряжением, и логистика. Ну, знаешь, все радости командования. Ты учил меня. Слава и перелопачивание навоза - один к десяти.
Казарил усмехнулся.
- И это хорошее соотношение? Да ты счастливчик.
Палли усмехнулся в ответ и принял у слуги сыр и пирожные.
- Я расквартировал своих солдат в городе. Но ты, Каз! Как только я сказал 'Готоргет', они спрашивают, знал ли я тебя. Ты мог бы свалить меня с ног соломинкой, когда миледи рассказала, что ты пришел сюда пешком, пешком! из Ибры и был похож на то, что коты отхаркивают.
В ответ на чуть укоризненный взгляд Казарила Провинциара лишь пожала плечами безо всякого раскаяния.
- Я рассказываю тут военные истории вот уже полчаса, - продолжил Палли, - как твоя рука?
Казарил спрятал ее в рукаве.
- Почти зажила, - он поторопился сменить тему, - Зачем ты направляешься ко двору?
- Ну, у меня не было возможности принести официальную присягу Орико с тех пор, как умер мой отец, а кроме того, я должен представлять Орден Дочери Паллиара на введении в должность.
- Введение в должность? - безучастно переспросил Казарил.
- А, Орико наконец-то отдает должность генерала Ордена Дочери? - спросил ди Феррей. - С тех пор, как умер старый генерал, я слышал, каждое благородное семейство Чалиона клянчило у него этот дар для себя.
- Могу себе представить, - сказала Провинциара, - должность прибыльная и могущественная, хотя и меньше, чем в Ордене Сына.
- О, да, - согласился Палли, - об этом еще не сообщалось, но известно, что должность займет Дондо ди Жирональ, младший брат Канцлера.
Казарил напрягся, и сделал глоток вина, чтобы скрыть досаду.
После довольно продолжительной паузы Провинциара добавила:
- Какой странный выбор. От генерала целого святого воинского ордена обычно ожидают большей... строгости нравов.
- Но, но, - заговорил ди Феррей, - Канцлер Марто ди Жирональ занимает пост генерала Ордена Сына. Два генерала в одной семье? Это опасная концентрация власти.
- Марто также станет Провинциаром ди Жироналем, если не врут слухи. Как только умрет старый ди Ильдар.
- Об этом я не слышал, - сказал Палли с испугом в голосе.
- Да, - сухо признала Провинциара, - Семья Ильдар не слишком счастлива. Они рассчитывали на провинциарство для одного из племянников.
Палли пожал плечами.
- Братья Жирональ, безусловно, птицы высокого полета в Чалионе, под покровительством Орико. Полагаю, будь я умнее, я бы сообразил, как ухватиться за кромку их плаща, чтобы летать рядом с ними.
Казарил нахмурился в бокал с вином, и на ощупь попытался сменить тему разговора.
- О каких еще новостях ты слышал?
- Ну, уже две недели прошло, как Наследник Ибры вновь поднял свои знамена в Южной Ибре против старого лиса - своего отца. Все надеялись, что заключенное прошлым летом соглашение продержится, но они, похоже, опять тайком поссорились прошлой осенью, и король от соглашения отказался. Опять.
- Наследник, - сказала Провинциара, - осмелился. Что ж, у Ибры есть и другой сын.
- В последний раз Орико поддерживал Наследника, - заметил Палли.
- За счет Чалиона.
- Мне кажется, что Орико оценивает события в перспективе. В конце концов, - сказал Палли, - Наследник победит. Так или иначе.
- Какой безрадостной будет победа для старика, если его сын проиграет, - высказался ди Феррей, после неспешных размышлений.
- Нет, готов держать пари, они еще потратят человеческих жизней, а затем вновь придут к соглашению над телами погибших.
- Печально, - произнесла Провинциара, поджав губы, - Ни чего хорошего из этого не выйдет. Эх, ди Паллиар, скажите мне хорошую новость. Скажите мне, что королева Орико носит дитя.
Палли уныло покачал головой.
- Нет, как я слышал, миледи.
- Что ж, тогда пойдемте ужинать и более не станем говорить о политике. От нее моя старая голова раскалывается.
Пока он сидел, у него свело мышцы, несмотря на вино. Поднимаясь с кресла, Казарил чуть не упал. Палли поймал его за локоть, помог выпрямиться и сильно нахмурился. Казарил тихонько кивнул ему и ушел, чтобы умыться и переодеться. И осмотреть свои кровоподтеки в уединении.
Ужин был радостной трапезой, на которой присутствовала большая часть домочадцев. Ди Паллиар, совершенно не сгибавшийся над столом, независимо от того, ел он или говорил, своими историями приковал к себе внимание всех - от лорда Тидеза и леди Изелль до самого юного пажа. Несмотря на вино, он не пьянел, и рассказывал только те забавные истории, в которых сам был мишенью, нежели героем. Доклад о том, как он последовал за Казарилом на ночную вылазку против рокнарских саперов и впоследствии на месяц лишил их мужества, обратили широко распахнутые глаза не только к нему, но и к Казарилу. У них явно было время вообразить застенчивого, учтивого секретаря королевны ползущим сквозь грязь и копоть, продирающимся сквозь горящий уголь с кинжалом в руке. Казарил почувствовал, что эти взгляды ему неприятны. Здесь ему хотелось быть... невидимкой. Дважды Палли пытался сделать ему пасс в разговоре, чтобы он принял участие в этом развлечении, и каждый раз он передавал инициативу обратно Палли или ди Феррею. После того, как вторая попытка не удалась, Палли перестал пытаться втянуть его в беседу. Трапеза была поздней, но наконец наступил час, которого Казарил с нетерпением ждал и вместе с тем боялся, когда все отошли ко сну, и Палли постучал в дверь его покоев. Казарил пригласил его войти, отодвинул к стене сундук, положил на него подушку для своего гостя, а сам опустился на кровать. И он и кровать различимо скрипнули. Палли сел, посмотрел на него в приглушенном свете двух свечей и начал со всей прямотой, совершенно явно раскрывшей ход его мыслей.
- Ошибка, Каз? Ты думал об этом?
Казарил вздохнул.
- Палли, у меня было девятнадцать месяцев, чтобы думать об этом. У себя в мозгу я истер все возможности о толщины старой монеты. Я думал об этом, пока мне до смерти не стало дурно от размышлений, и я сказал себе, хватит. Хватит.
На этот раз Палли твердо отмел намек в сторону.
- Ты думаешь, рокнарцы хотели отомстить тебе, спрятав тебя от нас, и сообщив, что ты умер?
- Это первая возможность. - 'Вот только я видел списки'.
- Или кто-то намерено не внес тебя в список? - настаивал Палли.
Список был написан собственной рукой Марто ди Жироналя.
- А это был мой окончательный вывод.
Палли шумно выдохнул.
- Подлость! Подлое предательство, после всего, что мы выстрадали, проклятье, Каз! Когда я доберусь до двора, я расскажу об этом Марку ди Жироналю. Боги знают, он самый могущественный лорд в Чалионе. Вместе, я готов поспорить, мы доберемся до всей подноготной этой...
- Нет! - В ужасе вскочил Казарил со своей подушки. - Не смей, Палли! Даже не смей говорить ди Жироналю, что я существую! Не обсуждай это, не упоминай обо мне, и если весь мир считает меня погибшим, то так гораздо лучше. Если бы я раньше сообразил, что это так, остался бы в Ибре. Просто... забудь об этом.
Палли пристально посмотрел на него.
- Но... Валенда - едва ли окраина мира. Конечно же, люди узнают, что ты жив.
- Это тихое, мирное место. Здесь я никому не причиняю беспокойства.
Иные люди храбры, другие - сильнее. Так рассуждал Палли, и благодаря этому стал любимцем Казарила среди лейтенантов в Готоргете. Чтоб распутать клубок, ему нужна была лишь одна единственная ниточка... глаза его сощурились, мерцая в мягком свете горящих свечей.
- Ди Жирональ? Сам? Пять богов, чем ты насолил ему?
Казарил неуютно поежился.
- Мне кажется, здесь ничего личного. Мне кажется, это просто было маленьким... одолжением, для кого-то. Маленьким, несложным одолжением.
- Двое должны знать правду. Боги, Казарил, кто эти двое?
Палли не перестанет идти по следу. Казарил должен был либо не говорить ему ничего, но уже слишком поздно, либо рассказать ему достаточно, чтобы он остановился. Никаких полумер, мозг Палли будет продолжать биться над решением головоломки, он уже сейчас пытался найти ответ.
- Кто мог бы ненавидеть тебя? Ты всегда был самым покладистым человеком, ты прямо таки прославился за отказ отвечать на вызов, оставляя скандалистов выглядеть дураками, какими они и были, тебя знали за умение лестью выманивать самые удивительные условия соглашений, ты избегал раздоров, ублюдская преисподня, ты даже вы азартных играх ставок не делал! Маленькое, несложное одолжение? Из-за чего же тебя могли так неумолимо и жестоко возненавидеть?
Казарил потер лоб, который начинал болеть, и не из-за выпитого сегодня вина.
- Из-за страха, я думаю.
В изумлении Палли скривил губы.
- И если тебе станет все известно, начнут боятся и тебя. Не хотел бы я для тебя такой напасти, Палли. Хочу, чтобы ты этого избежал.
- Если их страх так велик, то даже факт, что я с тобой разговаривал, ставит меня под подозрение. Их страх и мое неведение, боги, Каз! Не отправляй меня на поле битвы с завязанными глазами!
- Я в жизни больше не хотел бы послать на битву ни одного человека! - Свирепость, прозвучавшая в голосе, удивила даже самого Казарила. Глаза Палли распахнулись. Однако, в эту же минуту Казарил пришло в голову решение - использовать жадное любопытство Палли против него же.
- Если я расскажу тебе, что знаю и как узнал об этом, дашь ли ты мне свое слово - твое слово! - что забудешь думать об этом? Не докапываться до правды, не упоминать об этом, не упоминать меня, никаких зловещих намеков, никаких танцев вокруг?
- Вроде того, чем ты сейчас занимаешься? - сухо спросил Палли.
Казарил ухмыльнулся, удивленно и с болью пополам.
- Как раз вроде этого.
Палли откинулся к стене, и потер губы.
- Торгаш, - шутливо сказал он, - хочешь продать кота в мешке и не даешь заглянуть внутрь.
- Мяу. - отозвался Казарил.
Знаешь, хочу купить одно мяуканье. Проклятье, ладно. Я всегда знал, что ты не поведешь нас ни в болото, ничего нам не сказав, ни в засаду. Я доверяю твоим суждениям равно в той степени, насколько ты веришь в мою осмотрительность. Если так, даю тебе свое слово.
Четкий контрвыпад. Казарил не мог не залюбоваться. Он вздохнул.
- Хорошо.
После этой желанной, взаимной капитуляции он минуту сидел молча, муштруя свои мысли. С чего начать? Нет, он никогда не прекращал в уме переживать все снова, и снова, и снова. Но связная история, обо всем, что с ним случилось, прежде никогда не звучала из его уст.
- Рассказывать не долго. Впервые я встретился с Дондо ди Жироналем, скажем, четыре, нет, уже пять, да, пять лет назад. Я бы в свите Гуариды во время той небольшой пограничной войны с безумным рокнарским князем Оласом, знаешь, тем парнем, у которого была привычка по шею закапывать своих врагов в испражнениях и сжигать их живьем, тем самым, которого где-то годом позже убили собственные телохранители?
- О, да. Слыхал о нем. Говорят, кончил башкой вниз в испражнениях.
- На этот счет есть разные версии. Но в то время он был еще на коне. Лорд ди Гуарида загнал армию, точнее сброд, Оласа в угол, на холмы на границе его княжества. Лорда Дондо и меня отправили делегатами под переговорным флагом, чтобы предъявить Оласу ультиматум и договориться об условиях сдачи и выкупа. На переговорах дела пошли... плохо, и Олас решил, что для выражения своего открытого несогласия союзу лордов Чалиона ему нужен только один посланец. Так он заставил нас встать, Дондо и меня, в своей палатке, окруженной четырьмя его жуткими охранниками, вооруженных мечами, и предоставил нам выбор. Тому из нас, кто отсечет другому голову, позволят вернутся с ней к нашим позициям. Если откажемся оба, то оба и умрем, и он отправит обе наши головы катапультой.
Палли открыл рот, но единственным комментарием, на который он оказался способен, было 'Ах.'
Казарил набрал воздуха.
- Первым предоставили выбор мне. Я отверг меч. Олас прошептал мне своим отвратительным маслянистым голосом: 'Эту игру вам не выиграть, Лорд Казарил'. 'Я знаю', ответил я, 'Но я могу сделать так, чтобы вы проиграли'. Он замолчал на секунду, а потом просто рассмеялся. Затем повернулся и дал шанс Дондо, который к тому времени был зелен, как труп...
Палли вздрогнул, но не стал прерывать, молча он дал знак, чтобы Казарил продолжал.
- Один из охранников бросил меня на колени, схватил за волосы и положил мою голову на скамеечку для ног. Дондо на нес свой удар.
- По руке охранника? - Со страстью спросил Палли.
Казарил запнулся.
- Нет, - наконец произнес он, - но Олас в последний момент подставил меж нами свой меч, меч Дондо ударился о него плашмя и соскользнул. - Казарил и сейчас слышал острый скрежет скользящего о металл металла, в своей в памяти. - Я отделался синяком на загривке, который целый месяц был черен. Два других охранника отняли у Дондо меч. А потом нас обоих усадили на лошади и отправили к лагерю ди Гуариды. Поскольку руки мои были привязаны к седлу, Олас вновь подошел ко мне и прошептал: 'Вот теперь мы посмотрим, кто из нас проиграет.'
- Поездка назад была очень молчаливой. Пока в поле зрения не показался лагерь. Дондо повернулся, впервые посмотрел на меня и сказал: 'Если ты когда-нибудь расскажешь эту историю, я убью тебя'. А я ответил: 'Не беспокойтесь, Лорд Дондо. Удивительные истории я рассказываю только за столом.' Мне надо было просто промолчать. Теперь я это понимаю, хотя... может и этого было бы недостаточно.
- Он жизнью тебе обязан!
Казарил потряс головой и отвернулся.
- Я видел его душу, раздетой до нага. Сомневаюсь, что он когда-нибудь сможет простить мне это. Что ж, я не болтал об этом, разумеется, и он оставил все как есть. Я думал, этим все и кончится. Но потом был Готоргет, а затем было... ладно. Затем было то, что было после Готоргета. И теперь я проклят дважды. Если Дондо когда-нибудь узнает, если он когда-нибудь поймет, что я точно знаю, как получилось, что меня продали на галеры, как думаешь, дорого ли будет стоить моя жизнь? Но если ничего не скажу, ничего не сделаю, ничем о себе не напомню... возможно, он теперь уже забыл обо всем. Я просто хочу, чтобы меня оставили одного, в этом тихом месте. Без сомнения у него сейчас найдутся более влиятельные враги.
Он снова повернулся лицом к Палли, и напряженно произнес:
- Никогда не упоминай обо мне ни кому из Жироналей. Никогда. Ты никогда не слышал эту историю. Ты едва меня знаешь. Если ты когда-нибудь любил меня, Палли, оставь все как есть.
Губы пали были сжаты. Он сдержит слово, решил Казарил. И все же он сделал немного несчастный жест и сказал:
- Как пожелаешь, но, но... проклятье. Проклятье. - Он долго смотрел сквозь полумрак комнаты на Казарила, словно искал в его лице... кто знает, что он там искал? - Значит, это не просто кошмарное оправдание твоей бороде. Ты сильно изменился.
- Правда? Да, наверно так.
- Как... - Палли отвел взгляд, потом вернул. - Как плохо было там? В действительности? На галерах?
Казарил пожал плечами.
- В моих неудачах мне повезло. Я выжил. Кто-то нет.
- Можно слышать разные жуткие истории о том, как рабов мучают и... используют...
Казарил почесал свою опороченную бороду. Что-то она загустела, немного, подумалось ему.
- Эти истории не так уж далеки от правды, в отличие от запутанных, ненормальных, исключительных событий по ошибке воспринимаемых как должное. Лучшие капитаны обращались с нами, как фермер обращается со своими животными, в некотором роде с бездушной добротой. Пища, вода, хех, упражнения и достаточная чистота, чтобы мы не болели и были в хорошей форме. Ведь если человека бессмысленно избить, он не сможет тянуть весло. В любом случае, такого рода физическая... дисциплина требовалась лишь в порту. На море... море возмещало все сполна.
- Я не понимаю.
Брови Казарила взлетели.
- Зачем портить человеку кожу или разбивать ему голову, когда можно разбить ему сердце просто выбросив его за борт, где его ноги волочатся в воде, словно черви для больших рыбок? Рокнарцам не долго приходилось ждать, чтобы мы плыли за ними и рыдали, умоляли, упрашивали вернуть нам наше рабство.
- Ты всегда был сильным пловцом. Конечно же, это помогло тебе перенести издевательство достойней, чем большинству? - В голосе Палли прозвучала надежда.
- Боюсь, как раз наоборот. Человек, который плавал камнем, уходил милосердно быстро. Подумай, Палли. Я думал. - Он по-прежнему думал об этом, сидя прямо и не шевелясь на этой кровати в темноте из-за ужаса смыкавшейся на головой воды. Или хуже... нет. - Однажды, пока командир гребцов забавлялся своей маленькой игрой с одним упрямым ибранцем, ветер неожиданно переменился, и капитан, обеспокоенный тем, чтобы прийти в порт до начала шторма, запретил поворачивать назад. Стихавшие вопли ибранца доносились по воде вослед уплывавшему кораблю, ослабевая все больше и больше... Капитан взял с командира стоимость нового раба, в качестве наказания за его неверное суждение, из-за чего потом тот несколько недель был угрюм.
Через минуту Палли произнес:
- Ох.
Вот именно, 'ох'.
- Уверяю тебя, моя гордыня и мой язык действительно выдержали за меня одно испытание, когда я впервые был выкинут за борт, но тогда я все еще забавлял себя мыслью, что я лорд Чалиона. От этого меня отучили... позже.
- Но... тебя же не... Ты же не стал объектом для... Я хочу сказать, использовали тебя после унижений... э-э.
Свет был слишком слаб, чтобы сказать, покраснел ли Палли, но до Казарила наконец дошло, что в этой тревожной и сковавшей ему язык манере он пытается спросить был ли Казарил изнасилован. Губы Казарила сочувственно изогнулись.
- Мне кажется, ты путаешь рокнарский флот с дартаканским. Боюсь, эти легенды представляют желательный для кого-то образ мыслей. В рокнарской ереси о четырех богах такого рода странная любовь, которой у нас заведует Ублюдок, считается преступлением. Рокнарские теологи утверждают, что Ублюдок демон, а не бог, как его отец, после своей святой матери, поэтому они зовут нас дьяволопоклонниками, что глубоко, как мне кажется, оскорбляет как Мать-Лето, так и самого Ублюдка, но разве он просил о своем появлении на свет? Они пытают и вешают людей, уличенных в содомии, и большинство рокнарских капитанов не терпят этого на борту среди своих людей или рабов.
- А-а, - облегченно выдохнул Палли. Но потом, будучи Палли, все равно спросил, - а другие капитаны?
- Их свобода может перейти границы. Со мной этого не случилось, подозреваю, я был слишком костляв, но нескольких молодых мужчин, юношей помягче телом... Мы, рабы, знали, что они наше искупление, и мы старались быть с ними добрыми, когда они возвращались к скамьям. Некоторые плакали. Другие научились использовать свое несчастие с пользой... не многие из нас завидовали им из-за дополнительных пайков и банальных угощений, купленных дорогой ценой. Это была опасная игра, поскольку рокнарцы, державшие свою склонность в секрете, в любой момент могли отвернуться от них и убить, словно они точно также могли убить свой грех.
- От твоих рассказов у меня волосы дыбом. Мне казалось, что знаю, на каком свете живу, но... эх. По крайне мере, ты избежал самого худшего.
- Я не знаю, что хуже, - задумчиво сказал Казарил. - Однажды меня, по злой прихоти в течение одного адского дня использовали так, что то, что случилось с некоторыми из тех юношей, показалось бы мне подарком судьбы, хотя не один из рокнарцев не рискнул быть за это повешенным. - Казарил вдруг понял, что никогда и никому не рассказывал об этом случае, ни добрым служителям в храмовой больнице, ни, конечно же, никому из домашних Провинциары. До сих пор ему не с кем было поговорить об этом. Продолжил он почти со страстью в голосе:
- Наш капер допустил ошибку, набросившись на неуклюжего брахарского торговца, и слишком поздно заметил эскорт. За нами была погоня, а я выпустил весло, упав в обморок от жары. Чтобы от меня была хоть какая-то польза несмотря ни на что, командир гребной команды снял с меня оковы, раздел и повесил на корме над фальшбортом, привязав мои руки к лодыжкам, чтобы посмеяться над нашими преследователями. Я не знаю почему арбалетные болты, вонзавшиеся в борт и корму то слева, то справа от меня, в меня не попадали - то ли потому, что брахарские стрелки плохо или, наоборот, тщательно целились, то ли по какой-то божьей милости. Однако, я не окончил свою жизнь с несколькими стрелами в заднице. Может, они думали, что я рокнарец. А может пытались окончить мои мучения. - Ради невероятно округлившихся глаз Палли, Казарил опустил некоторые более гротескные подробности. - Знаешь, мы месяцами жили в страхе в Готоргете, пока не привыкли к нему, к этой ноющей боли в потрохах, на которую мы научились не обращать внимания, но которая никогда не исчезала насовсем.
Палли кивнул.
- Но я обнаружил, что... странно. Я не совсем понимаю, как это лучше сказать. - Прежде ему никогда не представлялась возможность выразить словами то, что он мог видеть. - Я узнал, что за пределами страха есть пространство. Когда ни тело, ни разум попросту больше не могут выдерживать страх. Мир, время... меняют свой порядок. Мое сердцебиение замедлилось, я перестал потеть и выделять слюну... это похоже на какой-то священный транс. Когда рокнарец подвесил меня, я рыдал от страха и стыда, в агонии из-за отвращения ко всему. Когда брахарцы наконец сменили курс, и командир снял меня, покрытого волдырями от солнца... я смеялся. Рокнарцы решили, что я спятил, да и мои товарищи по скамье тоже, но я так не думаю. Весь мир стал для меня совершенно... новым.
- Разумеется, весь мир был деревянным, длинною лишь в несколько десятков шагов, и качался на воде... не переставая. Я планировал свою жизнь так же тщательно, как ее планируют на год, не дольше, чем на час. Все люди были добры и прекрасны, каждый по своему, и рокнарцы и рабы в равной степени, высокородные и низкого происхождения, и всем я был другом и всем улыбался. Я больше не боялся. Хотя, я постарался никогда больше не падать в обморок за веслом. - Его речь задумчиво замедлилась:
- Так что, когда бы страх не зарождался в моем сердце, я радуюсь, как никогда, ибо воспринимаю его как знак, что я еще не сошел с ума. Или, по меньшей мере, мне становиться лучше. Страх - мой друг. - Он поднял взгляд, и на лице мелькнула извиняющаяся улыбка.
Палли сидел, прилипши спиною к стене, колени напряжены, темные глаза круглые, как блюдца, на лице застыла улыбка. Казарил громко рассмеялся.
- Пять богов, Палли, прости меня. Я не собирался превращать тебя в козла отпущения, который унесет прочь мои признания. - А может и собирался, все равно Палли завтра уезжает. - Отяготил тебя пестрым зверинцем впечатлений. Прости.
Палли отмахнулся от извинений, словно отогнал осу. Его губы зашевелились, он сглотнул, и сумел вымолвить:
- Ты уверен, что это был не просто солнечный удар?
Казарил хихикнул.
- О, конечно же, солнечный удар у меня тоже был. Но если не помрешь сразу, через день-два солнечный удар проходит. А это длилось... месяцами. - До того последнего случая с испуганным непокорным ибранским юношей, после чего Казарила высекли.
- Мы, рабы...
- Прекрати! - вскричал Палли, запустив ладони в свои волосы.
- Прекратить что? - озадаченно спросил Казарил.
- Прекрати так говорить. Мы - рабы. Ты лорд Чалиона!
Улыбка Казарила дернулась. Он мягко сказал:
- Значит, мы, лорды у наших весел? Мы, потеющие, мочащиеся, сквернословящие, мычащие господа? Не думаю, Палли. На галерах мы не были ни лордами, ни людьми. Мы были людьми и животными, и, как оказалось, не имеющими ни какого отношения к происхождению и крови. Величайшим человеком, которого я встретил там, был кожевник, и я бы сейчас с радостью поцеловал ему ноги, если бы узнал, что он еще жив. Мы - рабы, мы - лорды, мы - мужчины и женщины, мы - смертные, мы - игрушки богов - все одно и тоже, Палли. Все они для меня одинаковы, теперь.
Глубоко и протяжно вдохнув, Палли резко переменил тему и перешел ко всяким мелочам, касающихся его эскорта от имени Дочернего воинского ордена. Казарил не заметил, как стал сравнивать полезные уловки по защите кожи от порчи и лошадиных копыт от гнили. Вскоре после это Палли ушел, или сбежал, спать. Достойное отступление, но причины все те же, осознал Казарил.
Казарил унял свою боль и воспоминания. Не смотря на минувший банкет и выпитое вино, сон не приходил долго. Возможно, страх был ему другом, если только эти слова не просто блеф и хвастовство перед Палли, но совершенно очевидно, что братьям Жирональ страх другом не был. Сообщение рокнарцев о его смерти от лихорадки было откровенной ложью, и весьма умной, поскольку до сих пор это не подлежало проверке. Что ж, без сомнения, он укроется здесь, в тихой Валенде.
Он надеялся, что хорошо сумел предостеречь Палли, чтобы при дворе в Кардегоссе тот ходил осторожно и ненароком не наступил в кучу старого навоза. Казарил перевернулся в темноте и прошептал Даме-Весне молитву, чтобы Палли остался невредим. И всем остальным богам, и Ублюдку тоже, за спасение тех, кто этой ночью в море.