(Lois McMaster Bujold, "The Mountains of Mourning",1989)
Перевод (c) - Татьяны Самсоновой (tania_samsonova@hotmail.com), ред. от 13.10.2001
Поднимаясь по склону от продолговатого озера, Майлз услышал женские рыдания. Он не вытирался после купания, так как утро уже обещало палящий зной. Озёрная вода стекала прохладой с волос на обнаженную спину и грудь, и, что было менее приятно, с рваных шорт на ноги. Ортопедические скрепы на ногах натирали влажную кожу, пока он быстрым маршевым шагом взбирался по едва заметной тропе, продираясь сквозь кусты. Ноги хлюпали в мокрой разношенной обуви. Любопытство заставило его замедлить шаг, когда до него донеслись голоса.
Женский голос, хриплый от горя и усталости. - Прошу Вас, господин, умоляю. Мне нужно только правосудие...
В голосе часового, стоявшего на посту у главных ворот, слышались беспокойство и неловкость. - Я тебе не господин. Ну же, вставай, женщина. Отправляйся к себе в деревню и подай жалобу в канцелярию окружного судьи.
- Я же сказала, я только что оттуда! - Женщина не поднялась с колен, когда Майлз вылез из кустов и остановился, чтобы рассмотреть эту сцену с другой стороны мощеной дороги. - Судья не вернётся еще много, много недель. Я шла сюда пешком четыре дня. У меня, правда, мало денег... - Отчаянная надежда появилась в ее голосе, она согнулась, роясь в кармане юбки, потом выпрямилась, протягивая часовому сложенные лодочкой ладони. - Марка и двадцать грошей, это все, что у меня есть, но...
Сердитый взгляд часового упал на Майлза, и часовой сразу выпрямился, будто испугавшись, что Майлз мог заподозрить его в способности соблазниться такой жалкой взяткой. - Прочь, женщина! - рявкнул он.
Майлз дернул бровью и захромал через дорогу к главным воротам. - Что такое, капрал? - небрежно осведомился он.
Капрала-охранника одолжила им Имперская Безопасность, и он был одет в зеленый с высоким воротником мундир Барраярской Службы. Он потел, ему было неудобно в ярком свете солнечного утра, в этой южной местности, но Майлз полагал, что капрал предпочтет свариться заживо, нежели расстегнуть воротник, стоя на посту. Выговор у него был не местный: горожанин, из столицы, где более-менее эффективная бюрократическая система разбиралась с проблемами вроде той, что сейчас стояла перед ним на коленях.
Что касается женщины, то она была местной уроженкой и даже более того - весь ее вид говорил о том, что она родом из глухой деревни. Она была моложе, чем Майлз сначала решил по звуку ее усталого голоса. Высокая, лихорадочно покрасневшая от рыданий, слипшиеся сосульками светлые волосы свисают на острое, как у хорька, лицо с выпуклыми серыми глазами. Если бы она была отмытой, накормленной, отдохнувшей, счастливой и уверенной в себе, она, пожалуй, могла бы быть почти хорошенькой, но сейчас ей было до этого далеко, несмотря на потрясающую фигуру. Худая, но полногрудая - нет, поправился Майлз, пересекая дорогу и подходя к воротам. Лиф её платья был покрыт засохшими подтеками молока, хотя никакого младенца при ней не было. Всего лишь временно полногрудая. Её поношенное платье было из ткани фабричного производства, но сшито вручную, грубое и простое. Её ноги были босы, ороговевшие и потрескавшиеся подошвы сбиты в кровь.
- Все в порядке, - заверил часовой Майлза. - Убирайся, - прошипел он, обращаясь к женщине.
Она перекатилась с колен и уселась, подобно каменной фигуре.
- Я позову сейчас сержанта, - часовой с опаской наблюдал за ней, - - и её уберут отсюда.
- Погодите минуту, - сказал Майлз.
Женщина, сидевшая на земле по-турецки, подняла глаза на Майлза, явно не зная, дает ли его вмешательство какую-то надежду. Его одежда, точнее, то немногое, что на нем было, не дало ей понять, что он такое. Все то, что не было прикрыто одеждой, было слишком отчётливо видно. Он вздёрнул подбородок и улыбнулся ей, сжав губы. Слишком большая голова; слишком короткая шея; спина толстая из-за искривления позвоночника; кривые ноги с хрупкими и слишком часто ломавшимися костями закованы в сверкающие хромированные ортопедические скрепы и притягивают взгляд. Если бы эта горянка стояла, он едва доставал бы макушкой ей до плеча. Он привычно-скучно ждал, что она сделает деревенский обрядовый жест, отгоняющий злые мутации, но её кисть только дернулась и сжалась в кулак.
- Мне надо видеть графа, моего господина, - сказала она, обращаясь к пустому пространству между Майлзом и часовым. - Это мое право. Мой папа, он погиб на Службе. Я имею право.
- Премьер-министр граф Форкосиган, - ровным голосом сказал часовой, - прибыл в свое сельское имение на отдых. Если бы он работал, он был бы не здесь, а в Форбарр-Султане. - Вид у стража был такой, будто он сам мечтал очутиться не здесь, а в Форбарр-Султане.
Женщина уцепилась за возможность вставить слово. - Ты всего лишь горожанин. Он - мой граф. Я имею право.
- Для чего тебе нужно видеть графа Форкосигана? - терпеливо спросил Майлз.
- Убийство, - прохрипела девушка-женщина. Часового слегка передёрнуло. - Я хочу сообщить об убийстве.
- Разве тебе не следует первым делом сообщить старосте твоей деревни? - осведомился Майлз, делая движение рукой сверху вниз, чтобы успокоить дергающегося часового.
- Я заявляла. Он не хочет ничего делать. - Голос был надтреснутым от ярости и отчаяния. - Он говорит, что это дело прошлое. Он не желает записать мои обвинения, говорит, что это чепуха. Он говорит, что от этого всем будет только хуже. Мне все равно! Я требую правосудия!
Майлз задумчиво нахмурился, рассматривая женщину. Мелкие детали подтверждали её рассказ, в целом у него сложилось впечатление, что она говорит правду, хотя часовой со свойственной его профессии параноидальной подозрительностью мог с этим и не согласиться. - Это верно, капрал, - сказал Майлз. - Она имеет право подать прошение, сначала окружному судье, потом - ко двору графа. А окружной судья вернётся только через две недели.
В этой части графства, где жил сам граф Форкосиган, был только один, притом перегруженный работой, окружной судья, который объезжал свой район и проводил в селении Форкосиган-Сюрло всего один день в месяц. Поскольку тут располагалось сельское имение премьер-министра, этот район кишел сотрудниками СБ, когда высокопоставленный лорд находился в резиденции, и наблюдение велось, даже когда его здесь не было. Поэтому здравомыслящие нарушители спокойствия предпочитали нарушать его в других местах.
- Сканируй её и впусти, - сказал Майлз. - Под мою ответственность.
Часовой был одним из лучших людей СБ, которых приучали искать наемных убийц даже в собственной тени. Предложение Майлза его шокировало, и он ответил, понизив голос: - Сэр, если я позволю всякому деревенскому сумасшедшему бродить по усадьбе где вздумается...
- Я отведу её. Я сам туда иду.
Часовой беспомощно пожал плечами, но, вовремя спохватившись, не отдал честь: Майлз был одет решительно не по форме. Часовой снял с пояса сканер и устроил целое представление, сканируя женщину со всех сторон. Майлз подумал, что, может быть, если бы часового не стесняло его присутствие , тому пришло бы в голову раздеть и обыскать её. Когда часовой закончил демонстрировать свою бдительность, сознательность и преданность, он приложил ладонь к дактилоскопическому замку ворот, ввел все данные, в том числе сканированный рисунок сетчатки глаза женщины, в компьютер, шагнул в сторону и подчеркнуто встал по стойке - вольно". Майлз ухмыльнулся при виде этого безмолвного комментария, взял под локоть обмякшую женщину и повел её через ворота и дальше по извилистой аллее.
При первой же удобной возможности она дернулась и отстранилась от него, но всё же не стала делать суеверных жестов, а смотрела на него с каким-то жадным любопытством. Было время, когда Майлз, видя, что кого-то так захватывает созерцание отвратительных странностей его тела, скрежетал зубами; теперь он научился воспринимать это спокойно и с юмором, в котором была лишь капля желчи. Он им ещё покажет, всем им. Они узнают.
- Ты служишь графу Форкосигану, человечек? - осторожно спросила она.
Майлз подумал об этом немного. - Да, - наконец ответил он. В конце концов, этот ответ был правдивым во всех смыслах, кроме того, который женщина вложила в свой вопрос. Он подавил внезапно возникшее искушение сказать ей, что он придворный шут. Судя по её виду, её беды были куда тяжелее, чем его собственные.
Она, очевидно, сама не очень верила в свои законные права, несмотря на ослиное упрямство, проявленное ею у ворот. Пока они, никем не останавливаемые, взбирались по склону, приближаясь к ее цели, лицо её становилось все более осунувшимся и бледным, почти больным, от зарождающегося панического страха. - Как... как я должна говорить с ним? - задыхаясь, произнесла она. - Наверное, я должна сделать реверанс?... - Она опустила взгляд, посмотрев на себя, как будто в первый раз осознав, какая она грязная, потная и неопрятная.
Майлз подавил в себе желание разыграть её, проглотил слова "Преклони колена и трижды ударь челом об пол; так поступают все в Генеральном Штабе", и вместо этого сказал: - Просто стой прямо и говори правду. Старайся говорить ясно. Дальше он займётся этим делом. В конце концов, опыта ему не занимать. - Губы Майлза дрогнули.
Она сглотнула.
Сотню лет назад летнее имение Форкосиганов было казармой, частью укреплений, окружавших большой замок, стоявший на утесе над селением Форкосиган-Сюрло. От замка остались горелые развалины, а казармы превратились в низкое удобное каменное строение, осовремененное по последнему слову техники, окруженное артистически облагороженным пейзажем и приукрашенное цветами. Бойницы для стрел были растёсаны и застеклены, в результате чего образовались большие окна, выходящие на озеро, а крыша щетинилась антеннами комм-линков. Были и новые помещения для охранников, скрытые за деревьями, растущими на склоне, но уже без бойниц.
Человек в коричневой с серебром ливрее личного слуги-телохранителя графа вышел из парадной двери резиденции, когда Майлз подошёл туда с незнакомкой на буксире. Это новенький, как же его зовут? Пим, вот как.
- Где господин граф? - спросил его Майлз.
- В верхнем павильоне, завтракает с графиней. - Пим посмотрел на женщину, в вежливо-вопросительной позе ожидая дальнейших комментариев Майлза.
- А. Видишь ли, эта женщина шла пешком четыре дня, чтобы подать прошение окружному судье. Судьи нет на месте, но граф здесь, поэтому она предлагает опустить промежуточные стадии и обратиться сразу в высшую инстанцию. Мне нравится её манера вести дело. Будь добр, проведи её к графу.
- Во время завтрака? - спросил Пим.
Майлз наклонил голову набок и обратился к женщине. - Ты завтракала?
Она онемело покачала головой.
- Я так и думал. Майлз сделал жест руками, ладонями наружу, как бы символически сбрасывая женщину на слугу. - Да, прямо сейчас.
- Мой папа, он погиб на службе, - слабым голосом повторила женщина. - Я имею право. - Казалось, что она убеждает скорее себя, чем кого-то из них.
Пим был, хотя и не горцем, но по крайней мере уроженцем графства. - Верно. - Он вздохнул, и без дальнейших рассуждений жестом указал ей следовать за собой. Широко открыв глаза, она пошла с ним за угол дома, беспокойно оглянувшись через плечо на Майлза. - Человечек...?
- Не забудь: стой прямо... - крикнул он ей. Он посмотрел, как она заворачивает за угол, ухмыльнулся и поскакал через две ступеньки по лестнице, ведущей к парадному входу резиденции.