На другой день Корделия отправилась на заседание Объединенного Совета в сопровождении капитана лорда Падмы Ксава Форпатрила. Тот не только входил в недавно сформированный штат ее мужа, но еще и оказался его двоюродным братом, сыном младшей сестры давно погибшей матери Эйрела. Лорд Форпатрил был первым - после графа Петра - близким родственником Эйрела, с которым познакомилась Корделия. И дело было вовсе не в том, что родственники мужа избегали ее, чего можно было бы опасаться, - просто у него их было раз-два и обчелся. Сам Эйрел и Форпатрил были единственными выжившими детьми предыдущего поколения - поколения, представленного теперь одним только графом Петром. Форпатрилу, рослому жизнерадостному мужчине лет тридцати пяти, был очень к лицу зеленый мундир. Корделия сразу прониклась к нему симпатией, особенно когда узнала, что он служил младшим офицером у ее мужа в период его первого капитанства - еще до комаррской кампании и ее губительных последствий.
Корделия расположилась на галерее с богато украшенной балюстрадой, откуда открывался вид на всю палату Совета; по обе стороны от нее сели Форпатрил и Друшнякова. Убранство зала оказалось на удивление строгим, если не считать деревянной обшивки стен, которая по-прежнему казалась Корделии сказочной роскошью. Сквозь витражные окна под самым потолком вливались лучи утреннего солнца. Внизу полукругом разместились деревянные скамьи и столы. Там разворачивалось колоритное и удивительно слаженное действо.
Министры были одеты в архаичные пурпурно-черные мантии, на фоне которых ярко выделялись золотые цепи - символы их должности. Графы, облаченные в еще более роскошные, алые с серебром одеяния, значительно превосходили министров числом - их было здесь почти шестьдесят, по одному от каждой провинции. Кое-где среди них виднелись красно-синие парадные мундиры - в них щеголяли более молодые аристократы, состоящие на действительной службе. Корделия подумала, что Форкосиган был прав, назвав парадную форму излишне броской, однако под сводами этого древнего зала, на фоне этих восхитительных декораций мишурный блеск казался как нельзя более кстати. "А Форкосигану этот мундир очень идет," - решила она.
Принц Грегор с матерью сидели на возвышении у дальней стены. Принцесса была одета в черное, расшитое серебром платье с высоким воротом и длинными рукавами. Ее темноволосый сынишка походил на маленького эльфа в своем красно-синем мундирчике. Корделия отметила, что он удивительно мало ерзал для ребенка его возраста.
Император тоже присутствовал здесь - призрачно, через прямое включение из императорского дворца по комм-связи. Эзар был представлен на экране головида сидящим в кресле, при полном параде - какой ценой ему это далось, оставалось только догадываться: трубки и провода датчиков, подсоединенные к его телу, были скрыты от объектива. Лицо его было мертвенно-бледным, кожа почти прозрачной, как будто он на самом деле медленно растворялся в воздухе, уходя со сцены, на которой господствовал так долго.
Галерея была забита женами графов, их подчиненными и охранниками. Корделия с интересом разглядывала дам, блиставших элегантными нарядами и драгоценностями, а затем повернулась к Форпатрилу с намерением выведать у него новые сведения.
- Было ли назначение Эйрела регентом сюрпризом для вас? - спросила она.
- Да не особенно. Некоторые восприняли его отставку и всю эту историю с уходом на покой всерьез - но только не я.
- А я думала, он действительно всерьез решил удалиться от дел.
- О, не сомневаюсь в этом. Первый, кого Эйрел вводит в заблуждение своими солдафонскими замашками, - это он сам. Наверное, именно таким человеком он всегда хотел быть. Похожим на отца.
- Хм, в общем-то, я замечала за ним тенденцию то и дело переводить разговор на тему политики. Причем в самые неподходящие моменты. Например, предлагая руку и сердце.
Форпатрил рассмеялся:
- Я представляю! Знаете, в юности он был настоящим консерватором - если вы хотели знать, что думает Эйрел по тому или иному вопросу, надо было всего лишь спросить об этом графа Петра, а затем умножить эту точку зрения вдвое. Но к тому времени, когда мы начали служить вместе, Эйрел начал делаться... хм... странным. Если нам удавалось его завести... - При воспоминании об этом в глазах капитана блеснул озорной огонек, и Корделия тут же поспешила его подзадорить.
- А как вам это удавалось? Я думала, офицерам запрещено обсуждать политику.
Он фыркнул:
- Наверное, с таким же успехом можно запретить дышать. Скажем так: это правило существует, но соблюдать его принуждают лишь время от времени. Однако Эйрел всегда свято его придерживался - за исключением тех случаев, когда мы с Рульфом Форхаласом вытаскивали его куда-нибудь, где он мог как следует расслабиться.
- Эйрел? Расслабиться?
- О да. Видите ли, попойки Эйрела были столь примечательны...
- Я думала, он не умеет пить. Слабая голова.
- О, именно этим он и славился. Он ведь редко пьет. Хотя у него был довольно тяжкий период после смерти его первой жены. Он тогда все время шатался в компании с Гесом Форратьером... хм-м... - Он украдкой глянул на Корделию и решил уйти от опасной темы. - Короче, поить его сверх меры было опасно, потому что тогда он делался ужасно серьезным и подавленным и тут же заводился по поводу какой-нибудь очередной несправедливости или глупости властей. Боже, какой это был поток красноречия! После пятой рюмки - как раз перед тем как свалиться под стол - он, бывало, пятистопным ямбом провозглашал неизбежность революции. Я всегда был уверен, что рано или поздно он подастся в политику. - Он усмехнулся, с нежностью глядя на коренастую фигуру в сине-красном, видневшуюся среди графских мантий в дальнем конце зала.
Результаты голосования Объединенного Совета по утверждению Форкосигана на должность регента чрезвычайно удивили Корделию. Она даже представить себе не могла, что семьдесят пять барраярцев могут договориться о чем-либо - даже по поводу того, с какой стороны по утрам встает солнце, - однако выбор Эзара был одобрен ими практически единогласно. Исключение составляли пятеро упрямцев, которые предпочли воздержаться - четверо в полный голос, а один так тихо, что лорд-протектор Спикерского Круга был вынужден попросить его повторить ответ. Корделия заметила, что даже граф Фордариан проголосовал "за" - вероятно, Фортала сумел-таки встретиться с ним рано утром и загладить вчерашний разрыв. Столь удачное начало показалось Корделии добрым предзнаменованием для Форкосигана на его новом поприще. Она поделилась этим соображением с лордом Форпатрилом.
- М-м... да, миледи, - отозвался тот, как-то двусмысленно улыбаясь. - Император ясно дал понять, что желает одобрения большинством голосов.
Его тон ясно давал понять, что она снова упустила нечто важное.
- Вы хотите сказать, что некоторые из них предпочли бы голосовать против?
- При сложившейся на данный момент ситуации это было бы довольно неблагоразумно с их стороны.
- Тогда, выходит, те, кто воздержался... должны обладать немалым мужеством. - Она с новым интересом принялась разглядывать маленькую группку людей.
- О, с _ними-то_ проблем не будет, - сказал Форпатрил.
- Что вы имеете в виду? Они ведь оппозиция, в этом нет никаких сомнений.
- Да, но это явная оппозиция. Тот, кто действительно замышляет государственную измену, ни за что не станет так открыто демонстрировать свою позицию. Те, от которых Эйрелу надо опасаться удара в спину, находятся среди голосовавших "за".
- А от кого именно? - с тревогой нахмурилась Корделия.
- Кто знает? - пожал плечами лорд Форпатрил, и тут же ответил на собственный вопрос: - Разве что Негри.
Места вокруг них пустовали, и Корделия гадала, была ли причиной тому забота о безопасности, или же просто вежливость. Очевидно, последнее: двое опоздавших - мужчина в зеленом мундире с командорскими нашивками и второй, помоложе, в роскошном цивильном костюме - извинившись, уселись перед ними. Корделия подумала, что они похожи на братьев, и ее догадка подтвердилась, когда младший произнес:
- Гляди, вон отец, через два ряда позади старого Форталы. А который здесь новый регент?
- Вон тот кривоногий тип в сине-красном, который сидит справа от Форталы.
Корделия и Форпатрил обменялись взглядом у них за спиной; Корделия прижала палец к губам. Форпатрил ухмыльнулся и пожал плечами.
- А что говорят о нем среди военных?
- Разное говорят - зависит от того, кого спрашиваешь, - ответил командор. - Сарди считает его гениальным стратегом и благоговеет перед каждым его коммюнике. Где он только не побывал! Ни одна заварушка за последние двадцать лет не обходилась без него. Дядя Рульф его прямо-таки боготворил. С другой стороны, Нильс, который был при Эскобаре, говорит, что в жизни не встречал более хладнокровного подонка.
- Я слышал, будто у него репутация тайного прогрессиста.
- Никакой тайны в этом нет. Некоторые из старших офицеров-форов боятся его как огня. Он на пару с Форталой пытается уговорить отца поддержать этот новый закон о налогообложении.
- У, тоска зеленая...
- Речь идет о прямом императорском налоге на наследство.
- Ой! Ну, по _нему-то_ это не ударит, верно? Форкосиганы дьявольски бедны. Пускай Комарр платит. Мы ведь для этого его завоевали, не так ли?
- Не совсем, невежественный мой братец. Да, кстати - никто из вас, городских бездельников, не видел его бетанскую бабу?
- Из нас, светских людей, сэ-эр, - поправил его брат. - Попрошу не путать с вами, армейскими невежами.
- Этого можешь не опасаться. Нет, правда. О ней, Форкосигане и Форратьере ходят самые невероятные слухи, большинство из которых противоречат друг другу. Я думал - может, мать что-нибудь про нее знает.
- Для женщины, которая, судя по рассказам, трех метров ростом и ест на завтрак целые крейсера, она держится весьма скромно - видимо, предпочитает оставаться в тени. Ее почти никто не видел. Может, она уродина.
- В таком случае они составят отличную пару. Форкосиган сам не красавец.
От всей души забавлявшаяся Корделия прикрыла рот ладонью, пряча улыбку. Но тут командор произнес:
- Интересно, что это за трехногий паралитик, которого он повсюду таскает за собой. Подчиненный, что ли?
- Что за мутант. Форкосиган мог бы подобрать себе в штат кого-нибудь получше. Он ведь может сливки с армии снимать, с регентскими-то полномочиями.
Корделию словно ударили в солнечное сплетение - такую неожиданную боль причинили ей эти небрежно брошенные слова. Капитан Форпатрил не обратил на них внимания - его внимание было всецело поглощено происходящим внизу, где принимали присяги. Друшнякова, как ни странно, покраснела и отвернулась.
Корделия подалась вперед. Слова бурлили в ней - сколько всего ей хотелось им наговорить! Но она сдержала ярость и обратилась к ним самым холодным "капитанским" тоном, на какой она была способна:
- Командор. И вы, кем бы вы ни были. - Они обернулись к ней, удивленные внезапным вторжением в их беседу. - К вашему сведению: джентельмен, о котором вы только что говорили, - это лейтенант Куделка. И офицера лучше него нет нигде. Ни в какой армии.
Они уставились на нее, раздраженные и недоумевающие - это странное явление совершенно не укладывалось в их представления о мироустройстве.
- По-моему, это была частная беседа, мадам, - жестко заметил командор.
- Не спорю, - ответила она, все еще кипя возмущением. - И я приношу свои извинения за то, что невольно вас подслушала. Но за постыдное замечание в адрес секретаря адмирала Форкосигана извиниться должны _вы_. Оно порочит мундир, который носите вы оба, и императорскую службу, на которой вы состоите. - Она говорила очень тихо, почти шипя. Ее трясло. "Передозировка Барраяра. Держи себя в руках".
Их перепалка наконец привлекла внимание изумленного Форпатрила.
- Ну, ну, миледи, успокойтесь - принялся увещевать ее он. - Что за...
Командор обернулся к нему.
- О, капитан Форпатрил, сэр. Я сперва не узнал вас. М-м... - Он беспомощно указал на обрушившуюся на него напасть, как будто говоря: "Эта леди с вами? А если так, то почему вы не держите ее в узде?" Он холодно добавил: - Мы с вами прежде не встречались, мадам.
- Да, потому что у меня нет привычки заглядывать под каждый камень и любопытствовать, какая нечисть там прячется, - выпалила Корделия и тут же осознала, что зашла слишком далеко. Невероятным усилием ей удалось справиться с гневом. Незачем наживать Форкосигану новых врагов в тот самый момент, когда он только-только вступает в должность.
- Командор, вы не знаете, с кем... - начал Форпатрил, вспомнив о своих обязанностях сопровождающего.
- _Не надо_... представлять нас друг другу, лорд Форпатрил, - оборвала его Корделия. - Мы только поставим друг друга в еще более неловкое положение. - Она сжала переносицу двумя пальцами и закрыла глаза, пытаясь найти для них какие-нибудь примирительные слова. "И я еще гордилась своим самообладанием". Подняв глаза, она обратилась к двум взбешенным незнакомцам:
- Командор. Милорд. - Она верно определила титул молодого человека, основываясь на его упоминании об отце, сидящем среди графов. - Мои слова были опрометчивыми и грубыми, и я беру их назад. Я не имела права вмешиваться в частный разговор. Я приношу свои извинения. Самые смиренные.
- Еще бы вам не извиняться! - вскипел молодой лорд.
Его брат был более сдержан, и чуть неуверенно ответил:
- Я принимаю ваши извинения, мадам. Полагаю, этот лейтенант приходится вам родственником. Я прошу простить нас за оскорбление, которое вы усмотрели в наших словах.
- И я принимаю ваши извинения, командор. Хотя лейтенант Куделка мне не родственник, а всего лишь один из самых дорогих мне... врагов. - Корделия замолчала, и их глаза встретились; на его озадаченный взгляд она ответила ироничной улыбкой. - Однако я должна попросить вас об услуге, сэр. Не позволяйте себе подобных высказываний в присутствии адмирала Форкосигана. Куделка служил под его началом на "Генерале Форкрафте", и был ранен, защищая своего командира, во время прошлогоднего мятежа. Адмирал любит его как сына.
По всей видимости, инцидент был исчерпан, и все же Друшнякова по-прежнему выглядела так, будто у нее во рту был горький привкус. Командор смягчился и с легкой улыбкой проговорил:
- Вы намекаете, что я могу отправиться патрулировать остров Кайрил?
"Что за остров Кайрил? Вероятно, какая-нибудь отдаленная и крайне непривлекательная военная база".
- Я... сомневаюсь в этом. Он не станет использовать свои полномочия для личной мести. Но это могло бы причинить ему лишнюю боль.
- Мадам... - Теперь она окончательно сбила его с толку, эта скромная женщина, столь неуместная среди этой пышно разодетой публики. Братья снова развернулись и переключили внимание на происходящее внизу. Минут на двадцать между ними установилось напряженное молчание, а затем был объявлен обеденный перерыв. Публика, заполнявшая галерею и зал, покинула свои места и хлынула в коридоры.
Когда Корделия отыскала Форкосигана, тот беседовал о чем-то с графом Петром и еще одним пожилым человеком в графской мантии. Форпатрил, доставив свою подопечную, тут же испарился, а Эйрел встретил ее усталой улыбкой.
- Милый капитан, ты держишься? Позволь представить тебе графа Форхаласа. Адмирал Рульф Форхалас был его младшим братом. Нам скоро надо будет уйти - мы приглашены на обед у принцессы и принца Грегора.
Граф Форхалас склонился к ее руке.
- Миледи, для меня большая честь познакомиться с вами.
- Граф. Я... видела вашего брата лишь мельком. Но адмирал Форхалас произвел на меня впечатление достойнейшего человека. - "И мои соратники разнесли его в пыль". Ей было не по себе от этого знакомства, но, похоже, он не держал зла на нее лично.
- Благодарю вас, миледи. Мы все так считали. А, вот и мои мальчики. Я обещал, что познакомлю их с вами. Ивон жаждет получить место в генштабе, но я сказал ему, что он должен заслужить его. Хотел бы я, чтобы Карл так же сильно интересовался службой... Моя дочь с ума сойдет от зависти. Знаете, вы взбудоражили всех наших девушек, миледи.
Граф кинулся за своими сыновьями. "О Боже, - ужаснулась Корделия. - И надо же, чтобы это оказались именно они!" Форхалас представил ей обоих молодых людей - тех самых, которые сидели перед ней на галерее. Оба побледнели и нервно склонились к ее руке.
- Но ведь вы уже познакомились, - заметил Форкосиган. - Я видел, как вы беседовали там, на балконе. Что вы там так оживленно обсуждали, Корделия?
- О... геологию. Зоологию. Правила этикета. По большей части правила этикета. У нас получилась весьма разносторонняя дискуссия. Полагаю, мы все друг друга кое-чему научили, - ответила она, не моргнув глазом, и улыбнулась.
Командор Ивон Форхалас, чья бледность приобрела легкий зеленоватый оттенок, проговорил:
- Да. Вы... преподали мне урок, который я никогда не забуду, миледи.
Форкосиган тем временем продолжал церемонию знакомства:
- Командор Форхалас, лорд Карл; лейтенант Куделка.
Куделка, нагруженный пластиковыми копиями документов, дисками, жезлом главнокомандующего, только что полученным Форкосиганом в качестве избранного регента, и своей собственной тростью, никак не мог решить, что ему следует делать: подавать руку или отдавать честь. В результате он умудрился выронить всю свою ношу, да так и остался стоять столбом. Все кинулись подбирать рассыпавшиеся предметы, и смущенный Куделка, неловко нагибаясь, покраснел как рак. Они с Друшняковой одновременно протянули руки к трости.
- Я не нуждаюсь в вашей помощи, мисс, - прорычал сквозь зубы Куделка, и девушка, отпрянув, заняла свое место за спиной Корделия.
Командор Форхалас подобрал несколько дисков и отдал их ему.
- Извините, сэр, - сказал Куделка. - Спасибо.
- Не за что, лейтенант. Я сам однажды чуть не попал под луч нейробластера. Напуган был до смерти. Вы пример для всех нас.
- Это... вовсе не так уж больно, сэр.
Корделия, по собственному опыту зная, что это неправда, удовлетворенно промолчала. Но когда все начали расходиться по своим делам, Корделия задержалась перед Ивоном Форхаласом.
- Приятно было познакомиться с вами, командор. Я предсказываю вам, что вы далеко пойдете - причем _не_ в направлении острова Кайрил.
Форхалас напряженно улыбнулся.
- Я полагаю, что и вы далеко пойдете, миледи.
Они обменялись осторожными и уважительными кивками. Затем Корделия взяла Форкосигана под руку, и они отправились навстречу очередной своей обязанности. Следом за ними двинулись Куделка и Друшнякова.
Через неделю император Барраяра погрузился в предсмертную кому, но продолжал цепляться за жизнь еще целую неделю. И вот как-то ночью Эйрела и Корделию подняли с постели - из императорского дворца за ними прибыл специальный посланник, произнесший лишь одну простую фразу:
- Доктор полагает, что время пришло, сэр.
Поспешно одевшись, они вместе с курьером отправились во дворец, и вскоре снова очутились в тех самых прекрасных покоях, которые Эзар избрал для последнего месяца своей жизни. Музейная роскошь обстановки являла разительный контраст с нагромождением инопланетной медицинской аппаратуры.
Здесь уже собралось немало народу: личные врачи императора, Фортала, граф Петр, принцесса и принц Грегор, некоторые министры и несколько человек из генштаба. Все они в глубоком молчании около часа стояли у постели умирающего, покуда наконец остатки жизни не покинули высохшее старческое тело, неподвижно лежавшее на огромной кровати. Корделия подумала, что эта мрачная сцена - неподходящее зрелище для ребенка, но, похоже, его присутствия требовал церемониал. Затем поочередно все присутствующие, начиная с Форкосигана, опускались на колени перед Грегором и, вложив руки в его ладошки, приносили клятву верности новому государю.
Форкосиган подвел к нему и Корделию. У принца - теперь уже императора - были волосы его матери, но глаза были такие же карие, как у Эзара и Серга. Корделия поймала себя на том, что пытается угадать, как много унаследованных от отца и деда черт таится в этом мальчике, ожидая проявится с возрастом. "Сидит ли в твоих генах родовое проклятье, малыш?" - мысленно вопрошала она, вкладывая свои руки в его ладони. Но благословен он или проклят, не имеет значения - она все равно дала ему эту клятву. Слова присяги будто бы обрезали последнюю нить, связывающую ее с Колонией Бета; нить эта лопнула с легким звоном, слышным только ей самой.
"Теперь я принадлежу Барраяру". То было долгое и странное странствие, начавшееся в тот миг, когда она, придя в сознание, увидела перед собой заляпанные грязью ботинки, и закончившееся здесь, в этих чистых детских ладошках. "Знаешь ли ты, что я помогла убить твоего отца, малыш? Узнаешь ли от этом когда-нибудь? Молю бога, чтобы этого не случилось". Корделия размышляла, по какой причине - из деликатности или по недосмотру - ее в свое время не заставили принести клятву Эзару Форбарре.
Из всех присутствовавших плакал только капитан Негри. Корделия знала это лишь потому, что стояла рядом с ним, в самом темном углу комнаты, и видела, как шеф службы безопасности пару раз утер лицо тыльной стороной ладони. В какой-то момент глаза его покраснели, на лице пролегли новые морщины, но когда он выступил вперед для присяги, к нему уже вернулась обычная ледяная выдержка.
Следующие пять дней, занятые погребальными церемониями, совершенно вымотали Корделию. Однако ей дали понять, что этому трауру далеко до того, который последовал за гибелью кронпринц Серг: тот продолжался две недели, несмотря на отсутствие тела в качестве центральной детали композиции. По официальной версии принц Серг погиб геройской смертью солдата. Насколько было известно Корделии, только пятеро живых существ знали всю правду об этом хитроумном политическом убийстве. Нет, четверо - теперь, когда Эзар покинул этот мир. Вероятно, могила была наиболее безопасным хранилищем для тайн Эзара. Что ж, теперь мучения закончились, и его эпоха уходит в прошлое вместе с ним.
Коронации как таковой для мальчика-императора предусмотрено не было - ее заменяла удивительно деловая, хоть и изящно обставленная процедура, проходившая в Палате Совета: в течение нескольких дней Грегору присягали министры, графы, сонм их родственников и все остальные, кто не удостоился чести присутствовать у смертного одра Эзара. Форкосиган тоже принимал от них присяги на верность - казалось, эти клятвы с каждым разом увеличивали возложенное на его плечи бремя.
Благодаря поддержке матери четырехлетний малыш стойко выдерживал утомительные церемонии. Карин настояла, чтобы все эти нетерпеливые и занятые люди, специально прибывшие в столицу ради исполнения своего долга, ежечасно давали Грегору передышку. Чем больше Корделия присматривалась к системе правления Барраяра, тем более поражалась ее необычности и сложности ее неписаных законов. Причем самое странное - система работала. Вернее, ее заставляли работать, играя в нее так убедительно, что она становилась явью. Вероятно, все правительства по сути представляют собой такие договорные иллюзорные структуры.
Когда поток церемоний постепенно сошел на нет, Корделия наконец приступила к обустройству домашнего быта в своем новом доме. Хотя обустраивать было практически нечего. Как правило, Форкосиган уезжал на рассвете, прихватив с собой Куделку, и возвращался уже после наступления темноты, чтобы наскоро перекусить и запереться в библиотеке, где он принимал посетителей или работал до самого отхода ко сну. Корделия убеждала себя, что поначалу такая загруженность неизбежна. Постепенно он освоится, наберется опыта, и работа станет занимать у него гораздо меньше времени. Она помнила, как впервые приняла командование кораблем в Бетанской астроэкспедиции - это было не так уж давно - и то, как в течение нескольких месяцев постоянно была на взводе, боясь допустить какой-нибудь промах. Со временем действия, поначалу дававшиеся с таким трудом, стали автоматическими, а затем и вовсе почти неосознанными, и у нее снова появилась личная жизнь. И с Эйрелом будет так же. Она терпеливо ждала, и улыбалась, когда ей выпадала возможность увидеть его.
Кроме того, у нее была работа. Вынашивание ребенка. И делу этому придавалось немалое значение, судя по тому, каким вниманием окружали ее все - начиная с графа Петра и кончая поварихой, таскавшей ей всевозможные питательные закуски в любое время дня и ночи. Так с ней не носились даже на родине, когда она вернулась из годичной исследовательской экспедиции, прошедшей без сучка без задоринки. Да, к воспроизводству населения на Барраяре явно относились с гораздо большим энтузиазмом, чем на Колонии Бета.
Как-то раз днем, после обеда, Корделия лежала на диванчике, вынесенном в тенистый внутренний дворик, усердно помогая ребеночку внутри себя расти и размышляя о несходстве детородных обычаев на Барраяре и Колонии Бета. Здесь был до сих пор неизвестен способ выращивания плода в маточном репликаторе - искусственном чреве. На Колонии Бета репликаторы предпочитали три четверти всех семей, однако значительная часть родителей по-прежнему придерживалась старомодного естественного метода, будучи убеждена в его психосоциальных преимуществах. Сама Корделия никогда не замечала особой разницы между младенцами из пробирки и из материнского чрева, и уж наверняка все различия исчезали к двадцати двум годам, когда они достигали совершеннолетия. Ее брата вынашивала мать, но сама Корделия родилась из репликатора. А вот семейная партнерша ее брата оба раза сочла нужным сама выносить ребенка и немало этим похвалялась.
Корделия всегда предполагала, что, когда придет ее черед, она просто оставит эмбрион созревать в репликаторном банке, а сама отправится в очередную экспедицию, чтобы по возвращении взять на руки уже готового младенчика. Если, конечно, она вернется - когда исследуешь неизвестность вслепую, всегда есть риск войти в списки пропавших без вести. Но прежде всего, конечно, требовалось заловить партнера, заинтересованного в рождении ребенка, а также готового пройти физические, психологические и экономические тесты и сдать экзамены на получение родительской лицензии.
Эйрел будет великолепным семейным партнером, в этом она была уверена. Если только он сумеет благополучно приземлиться, одолеть поток свалившихся на него дел. Главное - выдержать первый, самый тяжелый период, и не сорваться. Падать с такой высоты чертовски опасно. Эйрел был ее безопасной гаванью, и если он упадет... Она решительно заставила себя не думать об этом и направила свои мысли в более позитивное русло.
Далее, _количество_ детей: в этом заключалась главная, тайная, грешная прелесть Барраяра. Здесь не существует никакого государственного контроля за рождаемостью, не требуется зарабатывать никаких сертификатов, нет необходимости выигрывать разрешение на третьего ребенка - фактически, вообще никаких правил. Она видела на улице женщину даже не с тремя, а с четырьмя детьми, и никого это не удивляло - никто даже не оборачивался. Корделия увеличила свое воображаемое потомство с двоих детей до трех - и наслаждалась восхитительным ощущением собственной порочности, пока ей не повстречалась женщина с выводком из десяти ребятишек. Не завести ли им четверых? Шестерых? Форкосиган может себе это позволить. Корделия пошевелила пальцами ног и поуютнее зарылась в подушки, предаваясь атавистической тяге к воспроизведению себя и Эйрела в детях.
Эйрел говорил, что экономика Барраяра таит массу неиспользованных возможностей, несмотря на ущерб, нанесенный последней войной. На этот раз война не затронула самой планеты. Терраформирование второго континента каждый день открывало новые горизонты, а когда начнется колонизация новой планеты, Сергияра, эффект утроится. Рабочих рук везде не хватало, заработная плата росла. Барраяр считает себя катастрофически недонаселенным. Форкосиган говорил, что для политика сложившаяся экономическая ситуация - просто дар богов. Корделия соглашалась с ним, но по более личным, тайным причинам: у нее будет целая _орава_ маленьких Форкосиганчиков...
Она может родить дочку. Не одну, а сразу двух - двух сестер! У Корделии вот не было сестры. А у жены капитана Форпатрила даже две, она сама сказала.
Корделия познакомилась с леди Форпатрил на одном из редких политическо-светских приемов в резиденции Форкосиганов. Приготовлениями к этому мероприятию занималась прислуга, и все, что требовалось от Корделии, - выйти к гостям в соответствующем наряде (она значительно пополнила свой гардероб), много улыбаться и держать рот на замке. Она зачарованно слушала разговоры гостей, пытаясь постигнуть мудреную науку Что-И-Как-Здесь-Делается.
Элис Форпатрил тоже была в положении. Лорд Форпатрил представил дам друг другу и моментально скрылся. Естественно, ведь две будущие матери разговаривали в основном о своем, о женском. Леди Форпатрил жаловалась на постоянные неудобства и недомогания, и Корделия пришла к выводу, что ей крупно повезло: средство от тошноты, аналогичное бетанскому, работало прекрасно, и она ощущала лишь естественную усталость - не из-за веса все еще крошечного ребенка, а от возросшей нагрузки на метаболизм. "Мочиться за двоих" - вот как это про себя называла Корделия. Возможно, в сравнении с пятимерной математикой материнство окажется не таким уж сложным делом.
Если, конечно, не вспоминать страшные акушерские истории, которые шепотом поведала ей Элис. Кровотечения, родовые травмы, отказ почек, апоплексия, прекращение доступа кислорода к мозгу зародыша, головки младенцев, переросшие тазовый диаметр, спазм матки, приводящий к смерти и матери, и ребенка... Но медицинские осложнения могут стать проблемой лишь в том случае, если она каким-то образом окажется в одиночестве в момент родов - а такое маловероятно, когда тебя днем и ночью окружают толпы охранников. Ботари в роли повитухи? Эта мысль привела ее в замешательство, по спине пробежала дрожь.
Она снова перевернулась на другой бок, озабоченно нахмурившись. Ох уж эта примитивная барраярская медицина. Конечно, женщины рожают уже сотни тысяч лет, и вполне успешно справлялись с этим еще в докосмическую эпоху, в гораздо более худших условиях, чем здесь. И тем не менее затаенная тревога продолжала грызть душу. "Может, мне надо вернуться домой на время родов".
Нет. Теперь она принадлежала Барраяру - связана клятвой, как и все остальные здешние безумцы. Ее странствие завершено. И кроме того, насколько ей было известно, там еще не отменен ордер на ее арест: по подозрению в шпионаже, обвинению в дезертирстве, мошенничестве, асоциальном насилии - пожалуй, все-таки не стоило пытаться топить в аквариуме эту глупую врачиху-психиатра, подумала Корделия, со вздохом вспоминая свое поспешное и лихорадочное бегство с Колонии Бета. Будет ли ей когда-нибудь возвращено доброе имя? Скорее всего нет, по крайней мере, до тех пор, пока тайны Эзара хранятся только в четырех черепных коробках.
Нет. Колония Бета для нее закрыта, родина отвергла ее. Как видно, политический идиотизм не является прерогативой одного лишь Барраяра.
"Я справлюсь с Барраяром. Эйрел и я, вместе. Уж не сомневайтесь".
Пора возвращаться в дом. От припекавшего солнца у нее слегка разболелась голова.