Лоис МакМастер Буджолд

"Мирные действия"
(Комедия генетики и нравов)

Lois McMaster Bujold, "A Civil Campaign",1999
Перевод (c) - Анны Ходош, редакция от 22.04.2004

1 ! 2 ! 3 ! 4 ! 5 ! 6 ! 7 ! 8 ! 9 ! 10 ! 11 ! 12 ! 13 ! 14 ! 15 ! 16 ! 17 ! 18 ! 19 ! эпилог


Глава 10

— Добрый день, Марк, — бодрящий голос графини Форкосиган поверг в прах последние тщетные попытки Марка удержаться в отключке. Простонав, он стащил с физиономии подушку и приоткрыл один мутный глаз.

На покрытом налетом языке Марк попробовал на вкус несколько разных ответов. Графиня. Вице-королева. Мама. Как ни странно, "мама" казалось самым подходящим. — Добр... утр... мма...

Еще мгновение она не сводила с него глаз, потом кивнула и сделала знак шедшей вслед за ней горничной. Девушка поставила на прикроватный столик чайный поднос и с любопытством уставилась на Марка. Тому тут же захотелось забраться поглубже под одеяло - хоть эту ночь он и проспал практически одетым. Но стоило графине твердо сказать: — Спасибо, это все, — и горничная покорно выкатила свою тележку за дверь.

Графиня Форкосиган открыла занавески, впустив в комнату слепящий свет, и пододвинула себе кресло. — Чаю? - поинтересовалась она и, не дожидаясь ответа, налила кружку.

— Да, наверное. — Марк с трудом сел прямо и поправил подушку ровно настолько, чтобы взять кружку и не пролить. Чай - крепкий, темный, со сливками, в точности как он любил - горячей волною смыл мерзость, склеившую ему рот.

Графиня с сомнением провела пальцем по сваленным на столике пустым коробочкам из-под жучиного масла. Наверное, пересчитывая их, - поскольку поморщилась. — Вряд ли ты уже возжелал позавтракать.

— Нет. Спасибо. — Хотя мучительная боль в желудке успокаивалась. От чая ему и вправду полегчало.

— Как и твой брат. Майлз, явно увлеченный своим новообретенным стремлением придерживаться форских традиций, нынче искал забвения в вине. И нашел, если верить Пиму. Сейчас мы даем ему насладиться его грандиозным похмельем без каких-либо комментариев...

— Ох. — Везучий сынок.

— Ну, рано или поздно ему придется выбраться из своих комнат. Хотя Эйрел посоветовал до вечера его не искать. — Графиня Форкосиган налила кружку чая и себе, размешала сливки. — Леди Элис выражала крайнее недовольство Майлзом, покинувшим поле боя прежде, чем все гости разошлись. Она сочла это постыдным недостатком манер с его стороны.

— То была просто бойня. — "Как оказалось, они все выжили. К сожалению." Марк промочил горло очередным глотком. — А что было после... после того, как уехали Куделки? — Майлз катапультировался заблаговременно. А храбрость Марка дала трещину в тот момент, когда коммодор настолько потерял самообладание, что обозвал мать графини "проклятой бетанской сводницей", а Карин пулей вылетела из дверей со словами, что предпочтет отправиться пешком - хоть домой, хоть на край света - но ни метра не проедет в машине вместе с парой таких безнадежно невоспитанных, темных, невежественных барраярских дикарей. Марк сбежал в спальню, захватив с собой кучу коробок с маслом и ложку, и заперся там; Обжора и Рева сделали все, чтобы успокоить его расшатанные нервы.

"Возврат к прежнему под воздействием стресса" - вот как обозвала бы происходящее его врач. Он одновременно содрогался и ликовал от ощущения, что не отвечает за собственное тело. Но позволить Обжоре дойти до предела - это в то же время значило преградить путь куда более опасному Другому. Дурной знак - когда Убийца делается безымянным... Марк ухитрился вырубиться прежде, чем лопнул, - но и только. Теперь он чувствовал себя опустошенным, а в голове было туманно и тихо, точно на природе после бури.

Графиня продолжала рассказывать: — У нас с Эйрелом состоялась весьма поучительная беседа с обоими профессорами Фортицами - да, уж у этой женщины мозги повернуты в нужную сторону. Жаль, что мы не были знакомы раньше. Потом они уехали позаботиться о племяннице, а у нас был ещё более долгий разговор с Элис и Саймоном. — Она медленно отпила глоток. — Я верно поняла: та темноволосая молодая леди, что пулей пронеслась мимо нас вчера вечером, и есть моя потенциальная невестка?

— Полагаю, теперь - нет, — парировал Марк мрачно.

— Проклятье. — Графиня хмуро уставилась в собственную чашку. — Нам на Сергияр Майлз практически ничего о ней не сообщал в своих... думаю, не ошибусь, если употреблю выражение "кратких сводках с фронта". Знай я половину того, о чем мне позже рассказала госпожа Фортиц, я бы сама ее перехватила.

— Я не виноват, что она удрала, — поспешил заметить Марк. — Майлз распустил язык и вляпался по уши - и все сам. — Секунду помолчав, он неохотно признал: — Ну ладно, не без помощи Иллиана.

— Да. Саймон просто с ума сошел от огорчения, когда Элис ему все растолковала. Он испугался, что ему рассказали о великом секрете Майлза, а он просто забыл. И я весьма сердита на Майлза, что он так его 'подставил'. — Глаза ее опасно блеснули.

Марка проблемы Майлза интересовали куда меньше, чем его собственные. Он осторожно спросил: — А, э-э... Энрике уже отыскал свою пропавшую королеву?

— Пока что нет. — Графиня поудобнее устроилась в кресле и смущенно посмотрела на Марка. — А сразу после ухода Элис с Иллианом у меня был еще и хороший долгий разговор с доктором Боргосом. Он показал мне вашу лабораторию. Работа Карин, я понимаю. Я пообещала приостановить расправу Майлза над его "девочками", и тогда он заметно успокоился. Я бы сказала, его изыскания кажутся вполне здравыми.

— 0, да: в том, что его интересует, он просто блестящ. Но его интересы немного, гм, сужены.

Графиня пожала плечами. — Я прожила с одержимыми мужчинами большую часть жизни. Думаю, твой Энрике сюда хорошо впишется.

— Так... ты уже знакома с нашими масляными жуками?

— Да.

И, похоже, ничуть не обеспокоилась. Бетанка, знаете ли. Вот бы Майлз унаследовал от нее побольше черточек.

— Гм... а граф их уже видел?

— Вообще-то да. Сегодня утром, проснувшись, мы обнаружили одного, ползающего по нашему прикроватному столику.

Марк вздрогнул. — И что вы сделали?

— Накрыли его стаканом и так оставили - пусть папочка заберет. Увы, еще одну тварюшку, исследовавшую ботинок изнутри, Эйрел заметил не раньше, чем обулся. Ну, от этой мы избавились втихую... от того, что от нее осталось.

После обескураживающего молчания Марк с надеждой переспросил: — Но это же была не королева?

— Боюсь, этого мы не скажем. Размера она была вроде того же, что и первая.

— Хм, тогда нет. Королева заметно крупнее.

Снова на какое-то время воцарилась тишина.

— В одном Ку прав, — произнесла наконец графиня. — Я несу ответственность перед Карин. И перед тобою. Я прекрасно знала, какой большой выбор откроется перед вами на Колонии Бета. К счастью, эти варианты выбора включали и вас самих. — Она помедлила. — На случай, если ты сомневаешься: мы с Эйрелом были бы очень рады получить Карин Куделку в невестки.

— Я другого и не предполагал. Это следует понимать как вопрос, честные ли у меня намерения?

— Я доверяю твоей чести, как в самом узком барраярском определении, так и в более широком смысле, — ровным голосом ответила графиня.

Марк вздохнул.

— Почему-то мне не кажется, что коммодор и госпожа Куделка готовы принять меня с той же радостью.

— Ты - Форкосиган.

— Клон. Копия. Дешевая джексонианская подделка. — И к тому же псих.

— Чертовски дорогая джексонианская подделка.

— Ха! — согласился Марк мрачно.

Она покачала головой и грустно улыбнулась. — Марк, я больше всего хочу помочь вам с Карин достичь цели, невзирая на все препятствия. Но ты должен хотя бы намекнуть мне, что это за цель.

Будь осторожен, устанавливая для этой женщины прицел. С препятствиями графиня обходится, как лазерная пушка с воробьями. Марк с затаенным смятением уставился на свои короткие, пухлые руки. Надежда, и ее спутник, страх, снова смешались в его сердце. — Я хочу... всё, чего хочет Карин. На Бете я думал, что знаю. А с тех пор, как мы снова здесь, всё так перепуталось.

— Культурный конфликт?

— Не только он, хотя отчасти - да. — Марк подбирал слова, пытаясь четко передать свое ощущение цельности Карин. — Мне кажется... кажется, ей нужно время. Время, чтобы стать собой, такой, какая она есть, - там, где она есть. Чтобы ни спешка, ни паническое бегство не принуждали ее принять ту или иную роль и отринуть все прочие возможности. Жена - это чертовски ограниченная роль, как тут ее понимают. Карин говорит, что Барраяр хочет засунуть ее в клетку.

Графиня согласно кивнула. — Возможно, она мудрее, чем сама думает.

— А с другой стороны, может, на Бете я был ее тайным грехом, — грустно прикинул Марк. — А здесь ей со мной жутко неудобно. Может, ей хочется, чтобы я убрался и оставил ее в покое.

Графиня приподняла бровь.

— Вчера вечером мне так не показалось. Ку и Дру пришлось просто силой выдирать ее ногти из нашего дверного косяка.

Марк слегка просветлел. — Верно.

— И как изменились твои цели за целый год жизни на Бете? Помимо того, что сокровенные желания Карин ты ценишь наравне со своими.

— Вообще-то не изменились, — ответил он медленно. — Может быть, отточились. Сфокусировались. Преобразовались... За время лечения я добился некоторых вещей, какие прежде вообще отчаялся получить. И это заставило меня задуматься - может, не совсем невозможно и остальное?

Она подбадривающе кивнула.

— Школа... школа экономики была хорошей. Знаешь, я получил там целый набор знаний и умений. И вправду начал понимать, что делаю, а не просто постоянно делать вид. — Он покосился на мать. — Я не забыл Единение Джексона. И раздумывал насчет обходных путей, чтобы остановить этих чертовых мясников, клонобаронов. У Лилли Дюрона есть кое-какие идеи по терапевтическим способам продления жизни - они могут покончить с пересадкой мозга в тело клона. Не так опасно, почти так же эффективно и дешевле. Оттянуть у них клиентов, разрушить экономически, пусть даже физически мне до них не добраться. Все остатки наличности, какие мог набрать, я вбухивал в группу Дюрона, на поддержку их научно-исследовательских работ. Если так пойдет и дальше, у меня в руках будет их контрольный пакет. — Он криво улыбнулся. — А я по прежнему мечтаю владеть такими деньгами, чтобы никто не мог иметь надо мной власти. И я начинаю видеть, как именно смогу их получить - не в одну ночь, а постепенно, крупицу за крупицей. Я, гм... не против положить начало новому сельскохозяйственному бизнесу здесь, на Барраяре.

— И на Сергияре тоже. Эйрел очень заинтересовался возможным применением твоих жуков для наших колонистов и поселенцев.

Он? — У Марка отвисла челюсть от изумления. — Пусть даже на них герб Форкосиганов?

— М-м, было бы, наверное, мудрым шагом снять с них ливрею Дома, прежде чем всерьез представлять их Эйрелу, — сказала графиня, подавляя улыбку.

— Я же не знал, что задумал Энрике, — попытался оправдаться Марк. — Хотя жаль, что ты не видела физиономии Майлза, когда Энрике вручил ему жуков. Дело почти того стоило... - При этом воспоминании Марк было мечтательно вздохнул, но тут отчаяние охватило его снова, и он покачал головой. — Но какой во всем этом прок, если мы с Карин не можем вернуться на Колонию Бета? Если родители не поддержат ее деньгами, она застрянет здесь. Я бы предложил оплатить ее дорогу, но... но не уверен, что это хорошая мысль.

— А, — сказала графиня. — Интересно. Боишься, Карин подумает, будто ты покупаешь ее верность?

— Я... не уверен. Она очень добросовестна со своими обязательствами. Мне нужна возлюбленная. А не должница. По-моему, было бы жуткой ошибкой нечаянно... запереть ее в очередной клетке. Я хочу дать ей всё. Но не знаю, как!

Странная улыбка тронула губы графини. — Когда люди отдают друг другу всё, это делается равным обменом. Выигрывают оба.

Марк озадаченно покачал головой. — Странный вид Сделки.

— Самый лучший. — Графиня допила чай и поставила чашку. — Ладно, я не хочу вторгаться в твою личную жизнь. Но помни, ты вправе попросить помощи. Отчасти для этого и существует семья.

— Я должен Вам уже слишком много, миледи.

Ее улыбка исказилась. — Марк, ты не расплачиваешься со своими родителями. Просто не можешь. Долг перед ними забирают твои дети - и в свою очередь передают его дальше. Своего рода цепочка наследования. А у кого нет своих детей, это делается его долгом перед всем человечеством. Или перед его Богом, если он у человека есть - если человек принадлежит Ему.

— Не уверен, что это честно.

— Бухгалтерию семьи не учесть в валовом планетарном продукте. Это единственная известная мне сделка, в которой отдаешь больше, чем получаешь, но не делаешься банкротом - а становишься куда богаче.

Марк переварил сказанное. А каким стал ему родителем его породитель-брат? Чем-то большим, чем просто брат, но, само собой разумеется, не то, что мать...

— Ты можешь помочь Майлзу?

— Это труднее и запутаннее. — Графиня разгладила юбку и встала. — Я не знала госпожу Форсуассон с детства, как знаю Карин. Совсем не понятно, что я могу сделать для Майлза - можно было бы сказать, "для бедного мальчика", но, судя по всему мною услышанному, он сам вырыл себе яму и сам спрыгнул туда. Боюсь, выбираться оттуда ему тоже предстоит самому. Вероятно, это пойдет ему на пользу. — Она решительно кивнула, будто бы уже отправила умоляющего Майлза самому искать спасения, напутствовав его словами "пиши, когда найдешь хорошую работу".

"Взгляды графини на материнскую заботу иногда чертовски выводят из себя", - пришел к выводу Марк, когда она вышла из комнаты.

Он понимал, что он весь липкий, всё у него чешется, ему срочно нужно в туалет и в душ. И над ним висит обязательство спешно помочь Энрике с охотой на пропавшую королеву - пока та не успела угнездиться в стенах вместе со своим потомством и не начала приумножать число форкосигановских жуков. Вместо этого он, шатаясь, доплелся до комм-пульта, осторожно присел и набрал номер Куделок.

Он лихорадочно выстроил четыре варианта разговора, в зависимости от того, кто же подойдет к комму: коммодор, госпожа Куделка, Карин или одна из ее сестер. Нынче утром Карин ему не позвонила: ещё спит, дуется или сидит взаперти? Родители замуровали ее в четырех стенах? Или, того хуже, выгнали на улицу? Стоп! Это было бы неплохо - она могла бы переехать жить сюда...

Но все репетиции шепотом пропали впустую. "Звонок не проходит" - злорадно замигали перед ним красные буквы, словно парящие над видео-пластиной кровавые каракули. Программа распознавания голоса была настроена так, чтобы не пропускать его вызовы.

***

У Катерины раскалывалась голова.

Это все от вина вчера вечером, решила она. Там подавали ужасно много спиртного - включая и шампанское в библиотеке, и разные сорта вин с каждой из четырех перемен блюд за ужином. Она понятия не имела, сколько же выпила. Пим усердно наполнял ее бокал всякий раз, когда там убывало больше, чем на треть. Не меньше пяти бокалов, во всяком случае. Семь? Десять? Обычно она ограничивалась двумя.

Просто чудо, что она смогла гордо прошествовать к выходу из этой огромной жаркой гостиной и не упасть; но трезвой как стеклышко нашла бы она мужества, - или скорее, невоспитанности, - проделать это вообще? Храбрая во хмелю, да?

Она запустила пальцы в волосы, потерла шею, открыла глаза и подняла голову с прохладной поверхности тетиного комм-пульта. Все планы и примечания для барраярского сада лорда Форкосигана были теперь аккуратно собраны, логически организованы и пронумерованы. Кто угодно - точнее, любой садовник, знавший, что здесь делалось, - может, следуя им, должным образом завершить эту работу. В приложении содержался окончательный подсчет расходов. Действующий кредитный счет был подведен и закрыт. Стоит только нажать клавишу отправки, и всё это уйдет из ее жизни навсегда.

Она нащупала лежащую неподалеку от комма крошечную изящную модель Барраяра, подняла ее за золотую цепочку и принялась раскачивать перед глазами. Откинувшись на офисном кресле, она созерцала украшение и прокручивала перед глазами все связанные с ним воспоминания - будто множество невидимых цепочек. Золотые и свинцовые, надежда и страх, триумф и боль... Краем глаза она ловила размывшиеся очертания.

Она вспоминала день, когда он купил эту штуку: их курьезный и в конечном счете очень мокрый поход по магазинам в комаррском куполе, и всю комичность происходящего, отраженную на его лице. И день, когда он ей эту вещицу отдал, - в больничной палате на пересадочной станции, после разгрома заговорщиков. "Премия лорда Аудитора Форкосигана за облегчение ему работы", объяснил он, сверкнув серыми глазами. И извинился, что это не настоящая медаль, какую заслужил бы любой солдат за куда меньшее, чем совершила она в эту жуткую ночь. Это не подарок. А если подарок, то она была не права, приняв из его рук эту штучку: безделушку куда дороже, чем позволяют приличия. И хотя он тогда идиотски улыбался, но присутствовавшая при том тетя Фортиц и глазом не моргнула. Следовательно, это была награда. Катерина завоевала ее сама, заплатив своими синяками, ужасом и паническими действиями.

"Мое. Не отдам". Нахмурившись, она снова надела цепочку через голову и спрятала кулон-планету под черную блузку, пытаясь не походить при этом на провинившегося ребенка, который прячет украденное печенье.

Жгучее желание вернуться в особняк Форкосиганов и вырвать росток скеллитума, так тщательно и гордо посаженный лишь несколько часов назад, перегорело уже за полночь. Помимо прочего, она непременно бы налетела на охрану форкосигановского особняка, если бы вздумала блуждать по саду в темноте. Пим или Ройс оглушил бы ее парализатором и ужасно расстроился, бедняга. И после этого отнес бы ее обратно в дом, где... Ярость, выпитое вино и разыгравшееся воображение успокоились уже к рассвету, пролившись наконец тайными, приглушенными рыданиями в подушку, когда все домашние давно спали и можно было надеяться на капельку одиночества.

Да и чего беспокоиться? Майлзу на скеллитум наплевать- вчера он даже не вышел взглянуть на него. Она пятнадцать лет таскала за собой по жизни эту неудобную штуку, в том или ином виде, - с тех пор, как получила семидесятилетний бонсай в наследство от двоюродной бабушки. Деревце пережило смерть, супружество, дюжину переездов, межзвездное путешествие, разбившее его падение с балкона, снова смерть, еще пять скачков через П-В туннели и две последовавшие пересадки. Должно быть, оно измучилось не меньше ее самой. Пускай сидит там и гниет, или сохнет, пока его не сдует ветром, - или какая еще судьба суждена ему в запустении. По крайней мере, окончательно умирать она приволокла его обратно на Барраяр. И хватит. С ним покончено. Навсегда.

Она опять вызвала на комме свою инструкцию для садовников и добавила туда приложение с весьма мудреными требованиями к поливу и подкормке свежепересаженного скеллитума.

— Мама! — пронзительный, возбужденный голос Никки заставил ее вздрогнуть.

— Не... не топай так, солнышко. — Она развернулась со стулом, слабо улыбнувшись сыну. Мысленно она возблагодарила судьбу, что не взяла Никки с собою на вчерашнюю катастрофу, хотя нетрудно было вообразить, с каким энтузиазмом он присоединился бы к бедному Энрике в охоте на масляных жуков. Но будь там Никки, она не смогла бы сбежать и бросить его. Как не смогла бы уволочь за собой - недоуменно протестующего, не съевшего еще и половины десерта. Материнский долг приковал бы ее к стулу, заставляя вытерпеть ужас и неловкость светской пытки до конца.

Никки был уже рядом, приплясывая на месте. — Ты вчера узнала у лорда Форкосигана, когда он меня возьмет с собою в Форкосиган-Сюрло и поучит ездить верхом? Ты обещала!

Пару раз, когда ни тетя, ни дядя не могли посидеть с Никки дома, она брала его с собой на работу в сад. Лорд Форкосиган великодушно предложил, чтобы мальчик в эти дни носился по особняку и даже заполучил в компанию живущего там Артура - младшего сына Пима. Матушка Кости завоевала желудок, сердце и рабскую преданность Никки - одно за другим и очень быстро, - оруженосец Ройс играл с ним, а Карин Куделка позволила помогать в лаборатории. Катерина уже почти забыла об этом импровизированном приглашении, однажды сделанным лордом Форкосиганом, когда тот привел ей Никки в конце рабочего дня. В тот раз она ответила возгласом вежливого сомнения. Майлз заверил ее, что лошадь, о которой идет речь, очень старая и ласковая, но ее-то одолевали совсем другие сомнения.

— Я... — Катерина потерла висок, откуда, казалось, расходились по всей голове волны стреляющей боли. Великодушие..? Или просто часть кампании Майлза по изощренной ею манипуляции, ставшей явной лишь сейчас? — Я думаю, нам не стоит ему навязываться. Его Округ так далеко. Если ты действительно интересуешься лошадьми, то, уверена, мы сможем взять уроки верховой езды где-нибудь поближе к Форбарр-Султане.

Явно разочарованный Никки нахмурился. — Ну, про лошадей не знаю... Но он сказал, что, может, на обратном пути даст мне порулить флайером.

— Никки, ты еще слишком мал, чтобы вести флайер.

— А лорд Форкосиган говорит, что его отец разрешал ему водить, когда он был еще моложе меня. Говорит, его Па тогда сказал: как только он дорастет до пульта, он должен узнать, как при опасности взять управление. Говорит, что Па посадил его к себе на колени и дал самому повести машину, и приземлиться, и вообще.

— Ты уже слишком большой, чтобы сидеть на коленях лорда Форкосигана! — "Как я сама", заключила Катерина. А вот если бы они... хватит об этом!

— Ну-у... — Никки обдумал сказанное и признал: — Все равно он слишком низенький. Глупо будет выглядеть. Зато его кресло во флаере мне как раз! Пим разрешил мне там посидеть, когда я помогал ему полировать машины. — Никки еще энергичнее затанцевал на месте. — Спросишь у лорда Форкосигана, когда пойдешь на работу?

— Нет. Не думаю.

— А почему нет? - Он поглядел на маму, слегка насупившись. — Почему ты сегодня не пошла?

— Я... не очень хорошо себя чувствую.

— Ой. Ну тогда завтра? Да ну, мам, пожалуйста! - Никки повис на руке у мамы, вывернулся и с уставился на нее, растянув рот в улыбке.

Она подперла ладонью пульсирующий от боли лоб. — Нет, Никки. Вряд ли.

— Уй, ну почему "нет"? Ты же говорила. Давай, будет так здорово! А сама, если не хочешь, можешь не ехать. Так почему, почему, почему нет? Завтра, завтра, завтра?

— Завтра я тоже не пойду на работу.

— Ты так больна? А с виду - нет. — Он уставился на нее тревожно и испуганно.

— Нет. — Она поспешила среагировать на его беспокойство, пока он не начал выдумывать всякие ужасные медицинские теории. В этом году он уже потерял одного из родителей. — Просто... я не собираюсь возвращаться в дом лорда Форкосигана. Я оттуда уволилась.

— Ух. — Сейчас в его глазах было полное замешательство. — Почему? Я думал, тебе нравился ну этот, сад.

— Нравился.

— Тогда почему ты ушла?

— Мы с лордом Форкосиганом... поссорились. Из-за... из-за вопросов этики.

— Чего? Из-за каких вопросов? — в его голосе прибавилось смятения и недоверия. Он закрутился в другую сторону.

— Я выяснила, что он... лгал мне кое о чем. — Он обещал, что никогда мне не солжет. Он притворился, что жутко интересуется садами. Он с помощью уловки устроил ее жизнь по-своему - а потом разболтал об этом всей Форбарр-Султане. Он притворялся, что не любит ее. Он чуть ли не обещал, что никогда не попросит ее выйти за него замуж. Он лгал. Попробуй-ка объяснить это девятилетнему мальчишке! "Или любому другому разумному человеку любого возраста или пола", горько заставила ее добавить честность. "Я уже свихнулась?" Вообще-то Майлз не говорил, что не влюблен в нее, он просто... подразумевал это. Да он вообще избегал этой темы. Уклонение от прямого ответа путем введения в заблуждение.

— А-а, — выговорил окончательно обескураженный Никки, широко распахнув глаза.

Его прервал донесшийся из двери благословенный голос госпожи Фортиц. — Ну же, Никки, не приставай к маме. У нее тяжелое похмелье.

Похмелье? — У Никки явно возникла проблема, как свести в одной вселенной понятия "мама" и "похмелье". — Она сказала, что больна.

— Подожди, пока не повзрослеешь, солнышко. Тогда ты обязательно откроешь на собственном опыте, в чем разница и есть ли она. А теперь беги. — Бабушка с улыбкой, но твердо отправила его прочь. — Иди, иди... Посмотри, что там делает на кухне дядя Фортиц. Пару минут назад мне послышались весьма странные звуки.

Никки позволил выдворить себя вон, напоследок беспокойно оглянувшись через плечо.

Катерина снова положила голову на комм-пульт и прикрыла глаза.

Возле уха звякнуло - пришлось снова их открыть; это тетя поставила рядом с ее головой большой стакан холодной воды и протягивала Катерине две таблетки болеутоляющего.

— Я уже выпила несколько сегодня утром, — вяло проговорила она.

— Похоже, их действие проходит. Теперь выпей всю воду. Тебе явно надо возобновить потерянную жидкость.

Катерина покорно сделала все, что ей сказали. Потом, поставив стакан на стол, похлопала глазами, несколько раз подряд зажмурив их и снова открыв.

— Вчера вечером это действительно были граф с графиней Форкосиган? - Катерина не спрашивала, а скорее молила ответить ей "нет". Она чуть не сбила эту пару с ног, отчаянно рванувшись прочь из дверей. Лишь в такси, на полдороге домой, до нее запоздало и ужасно дошло, кто это были такие. Великие и знаменитые вице-король и вице-королева Сергияра. И зачем им было надо в эту минуту выглядеть так похоже на простых смертных? Ой-ой-ой.

— Да. Мне раньше не доводилось встречаться с ними так, чтобы было время обстоятельно побеседовать.

— И вы... обстоятельно побеседовали вчера вечером? — Тетя с дядей вернулись домой почти через час после неё.

— Да, мы весьма мило поболтали. Они произвели на меня глубокое впечатление. Мать Майлза - очень понимающая женщина.

— Тогда почему же ее сын, такой... не важно. — Ой. — Они должны были подумать, что я - истеричка какая-то. Как у меня хватило наглости просто встать и уйти с официального ужина при всех... при леди Элис Форпатрил... да еще в особняке Форкосиганов! Поверить не могу, что я так поступила. - Она задумалась на мгновение и добавила: — Поверить не могу, что он так поступил.

Тетя Фортиц не переспросила, "кто?" или "который?" Поджав губы, она недоуменно поглядела на племянницу. — Ну, выбора у тебя особого не было.

— Не было.

— Как-никак, если бы ты не ушла, тебе пришлось бы отвечать на вопрос лорда Форкосигана.

— А я... что, не? — Катерина моргнула. Разве ее поступок не был достаточным ответом? — При таких обстоятельствах? Вы что, с ума сошли?

— По-моему, ошибку свою он осознал в ту же секунду, как слова сорвались у него с языка. Судя по ужасу на лице. С его физиономии просто все краски сбежали, ты же видела. Поразительно, но я не могу не удивляться, дорогая: если ты хотела сказать "нет", почему не сделала этого? У тебя была такая прекрасная возможность.

— Я... я... — Катерина попробовала собраться с мыслями, но они разбегались в стороны, точно стадо овец. — Это было бы... невежливо.

Сделав глубокомысленную паузу, тетя проворчала: — Ты могла бы сказать "Нет, спасибо".

Катерина потерла онемевшее лицо. — Тетя Фортиц, — вздохнула она, — я тебя нежно люблю, но, сейчас пожалуйста, уйди.

Тетя улыбнулась, чмокнула ее в макушку и удалилась.

Катерина вернулась к своим дважды прерванным раздумьям. И сообразила, что тетя была права. Она не ответила на вопрос Майлза. Даже не заметив этого.

Теперь она узнала и головную боль, и сопутствующее ощущение скрученного в узел желудка. Неумеренность в вине тут не при чем. Их с покойным Тьеном ссоры никогда не доходили до того, чтобы он поднял на нее руку, хотя стенам пару раз доставалось от его стиснутых кулаков. Эти ссоры всегда выливались в целую череду дней ледяной, молчаливой ярости, полной невыносимой напряженности и какого-то страдания. Ярости двоих, пойманных в ловушку общего, слишком тесного пространства и обходящих друг друга по большой дуге. Она почти всегда ломалась первой, уступала, просила прощения, задабривала - все что угодно, лишь бы унять эту боль. "Душа ноет" - вот как, должно быть, зовется это чувство.

"Не хочу туда снова. Пожалуйста, никогда не заставляйте меня возвращаться туда."

"Но где - во времени и в пространстве - я буду чувствовать себя как дома?" Не здесь, где её все больше тяготит благотворительность тети с дядей. Не с Тьеном, разумеется. И не с отцом. С... Майлзом? С ним ей случалось переживать мгновения абсолютной легкости - да, может, и краткие, но спокойные, точно глубины вод. Но были и минуты, когда ей хотелось шарахнуть его кирпичом. Какой же из Майлзов - настоящий? И, если на то пошло, какая из Катерин - настоящая?

Ответ просто напрашивался и безумно пугал ее. Но ей уже случалось ошибиться с выбором. В отношениях между мужчиной и женщиной она ничего не смыслит - и доказала это.

Катерина снова повернулась к комму. Записка. Стоило бы написать что-то вроде сопроводительной записки и приложить к возвращаемым ею планам сада.

"По-моему, они говорят сами за себя, разве нет?"

Она нажала на пульте клавишу отправки и, спотыкаясь, побрела к себе наверх, чтобы задернуть занавески, прямо в одежде упасть на кровать и пролежать так до самого ужина.

***

Майлз приплелся в библиотеку особняка Форкосиганов, стискивая чуть дрожащими пальцами кружку некрепкого чая. Нынче вечером лампы там светили чересчур сильно. Наверное, ему лучше поискать убежища в углу гаража. Или в подвале. Только не в винном подвале - от одной этой мысли его передернуло. Но валяться в кровати - укрывшись одеялом с головой или нет - ему осточертело. Одного дня вполне достаточно.

Он так резко остановился, что тепловатый чай выплеснулся ему на руку. За шифрованным комм-пультом сидел отец, а за широким инкрустированным столом - мать; перед ней лежало три-четыре книги и беспорядочно раскиданные бумаги. Оба перевели на него взгляд и улыбнулись, приглашая поздороваться. Наверное, попятиться и сбежать было бы невежливо с его стороны.

— Добр'вечер, — выдавил он, протащился мимо родителей к своему любимому креслу и осторожно в нем умостился.

— Добрый вечер, Майлз, — отозвалась мать. Отец перевел комм в режим ожидания и разглядывал сына с вежливым интересом.

— Как дорога с Сергияра? — после минутного молчания подал реплику Майлз.

— Вполне удачно, без каких-либо происшествий, — ответила мать. — Вплоть до самого конца.

— А-а, — протянул Майлз. — Это. — Он сосредоточенно уставился в свою кружку с чаем.

Несколько минут родители милосердно не обращали на него внимания, но и от своих прежних занятий - чем бы они ни были заняты до того - явно отвлеклись. Однако никто не попытался выйти.

— Тебя не было за завтраком, — произнесла наконец графиня. — За обедом. И за ужином тоже.

— Когда вы завтракали, меня все еще выворачивало, — парировал Майлз. — Вряд ли это было бы особо забавно.

— Да, так Пим и доложил, — ответил граф.

Графиня едко добавила: — Надеюсь, с этим ты покончил?

— Ага. Все равно не помогает. — Майлз еще сильнее сполз с кресла и вытянул ноги. — Разбитая жизнь плюс рвота все равно остается разбитой жизнью.

— М-м, — рассудительно заметил граф, — зато это помогает стать отшельником. Если ты достаточно омерзителен, люди сами начинают тебя избегать.

— Из собственного опыта, а, дорогой? — подмигнула ему жена.

— Естественно, — прищурились его глаза в ответной усмешке.

Молчание снова затянулось. Родители уходить не собирались, из чего Майлз заключил, что он недостаточно омерзителен. Может, стоит испустить угрожающую отрыжку?

Наконец он решился, — Мама, ты как женщина...

Мать выпрямилась и одарила его радостной, поощрительной бетанской улыбкой. — Да...?

— Ладно, не важно, — вздохнул он и снова обмяк.

Граф провел пальцем по губам и задумчиво поглядел на сына. — Тебе есть чем заняться? Какие-нибудь злодеи, подлежащие Имперскому Аудиту, или что-то вроде?

— Сейчас нет, — ответил Майлз. И после минуты размышлений добавил: — К их счастью.

— Хм. — Граф подавил улыбку. — Может, ты и прав. — Он помедлил. — Твоя тетя Элис устроила нам подробный, шаг за шагом, разбор твоего званого ужина. С комментариями. Она особо настаивала на том, чтобы я передал тебе: она... - в отцовском голосе Майлз явно услышал интонации своей тети, — "надеется, что ты не дезертировал бы с поля неудачного сражения так, как сделал это прошлым вечером".

А-а. Ну да. Зачистка территории осталась на долю родителей. — Но останься я в арьергарде, в обеденном зале у меня не было бы шанса оказаться застреленным.

Отец приподнял бровь. — Избежав таким образом военного трибунала?

"Так всех нас в трусов превращает мысль", — с выражением продекламировал Майлз.

— Я в достаточной мере на твоей стороне, — заметила графиня, — чтобы меня крайне встревожило зрелище убегающей в ночь с воплями - или, по меньшей мере, ругательствами - симпатичной женщины, которой ты только что предложил руку и сердце. Хотя твоя тетя Элис сказала, что ты практически не оставил молодой леди выбора. Трудно сказать, что ей еще оставалось, кроме как удалиться. Разве что раздавить тебя как жука.

При слове "жук" Майлз съежился.

— И насколько... — начала графиня.

— Насколько я её оскорбил? Кажется, просто ужасно.

— Вообще-то я хотела спросить, насколько неудачным был прежний брак госпожи Форсуассон?

Майлз пожал плечами. — Я мало что видел. Но из ее недомолвок я заключил, что покойный, никем не оплаканный Тьен Форсуассон был одним из тех умелых и безжалостных паразитов, которые вынуждают свою вторую половину чесать в затылке и вопрошать себя: "Может, я спятил? Может, это я спятил?". — "Ха, выйди она замуж за Майлза, подобных сомнений у нее не возникло бы".

— А-а, — более понимающим тоном протянула мать. — Один из этих. Да. Я знавала таких раньше. Кстати, они встречаются и среди мужчин, и среди женщин. Могут понадобиться годы, чтобы выпутаться из той сумятицы в душе, что они оставляют за собой.

— Нет у меня лет, — возразил Майлз. — И никогда не было. — Боль, на мгновение промелькнувшая в глазах отца, заставила его тут же захлопнуть рот. Ладно, кто знает, какова продолжительность его второй жизни. Может быть, после криооживления отсчет начался заново? Майлз еще сильнее сполз со стула. — Будь все проклято, я же знал! Я слишком налегал на спиртное, я запаниковал, когда Саймон... У меня и намерения не было заманивать Катерину в такую ловушку. Это был дружеский огонь...

Чуть помолчав, он продолжил: — Понимаете, у меня был великий план. Я думал, все можно решить одним блестящим ударом. Она просто страстно увлечена садами, а муж оставил её практически без средств. Я прикинул, что одновременно помогу ей начать вожделенную карьеру, окажу кое-какую финансовую поддержку, получу повод видеться с ней почти ежедневно, плюс обставлю соперников. Да когда я приходил к Фортицам, мне приходилось буквально проталкиваться по гостиной между ее воздыхателей...

— Чтобы самому вздыхать по ней уже в ее комнате, да? — сладким голосом переспросила мать.

— Нет! — вскинулся уязвленный Майлз. — Чтобы обсудить с ней сад, который я нанял её разбить рядом с нашим домом.

— Ах вот что это за кратер, — сообразил отец. — В темноте, из машины, это выглядело так, точно особняк Форкосиганов бомбили, но промазали. Я еще удивился, почему нам об этом никто не доложил.

— Это не кратер. Это - сад в котловине. Просто... просто там пока нет растений.

— Очертания у него очень приятные, — успокоила Майлза мать. — Сегодня днем я вышла и прогулялась по нему. Ручеек и вправду очень мил. Напомнил мне о горах.

— Замысел был как раз таков, — подтвердил Майлз, чопорно не замечая добавленного отцом вполголоса: "... после бомбежки цетагандийцами партизанских позиций...".

Тут Майлз резко выпрямился во внезапном ужасе. Нет растений? Не совсем так...

— О, Боже! Я так и не сходил посмотреть на ее скеллитум! С Айвеном заявился лорд Доно - тетя Элис объясняла вам, кто это? - и я отвлекся, а затем было пора идти в обеденную залу, и больше возможности не представилось. Его кто-нибудь полил...? О, черт, неудивительно, что она разъярилась. Я дважды покойник...! — От отчаяния он снова буквально растекся в лужицу.

— Так, позволь мне выразиться прямо, — медленно проговорила графиня, смерив бесстрастным взглядом сына. — Ты выбрал эту безденежную вдову, впервые в жизни пытающуюся встать на ноги, и подвесил перед ее носом, словно золоченую приманку, перспективу карьеры - просто чтобы привязать женщину к тебе и не дать ей заводить других романов. — Немилосердно откровенная формулировка.

— Не... не только, — выдавил Майлз. — Я пытался подтолкнуть ее в нужном направлении. И представить себе не мог, что она этот сад бросит... он был для нее всем.

Графиня откинулась на спинку стула, разглядывая сына с тем пугающе задумчивым выражением, какое у неё появлялось, если кто-то имел неосторожность полностью, безраздельно завладеть её вниманием.

— Майлз... помнишь этот несчастный инцидент с оруженосцем Эстергази и игрой в кроссбол; тебе тогда было лет двенадцать?

Об этом случае Майлз не думал годами, но при ее словах воспоминания с темп же привкусом стыда и ярости снова нахлынули на него. Оруженосец часто в кроссбол с ним, а иногда еще с Еленой и Айвеном, в садике за особняком Форкосиганов: игра, почти не грозящая ударами и столкновениями, опасными для его хрупких костей, зато требующая быстрой реакции и хорошего умения рассчитывать время. Он ликовал, когда впервые выиграл матч у взрослого - у оруженосца Эстергази. Его затрясло от гнева, когда из случайно подслушанных слов он понял, что это была игра в поддавки. Забыл. Но не простил.

— Бедняга Эстергази рассчитывал тебя подбодрить: ты тогда был расстроен из-за того, что тебя как-то - не помню сейчас, как именно - третировали в школе, — напомнила графиня. — Я до сих пор помню, как ты разъярился, узнав, что он позволил тебе выиграть. Ты в жизни так не злился. Мы боялись, что ты с собой что-нибудь сотворишь.

— Он украл мою победу, — огрызнулся Майлз, — точно так же, как если бы он смошенничал, чтобы выиграть. И на будущее отравил все истинные победы сомнением. Я имел полное право взбеситься.

Мать молча, спокойно выжидала.

Его озарило. Даже сквозь зажмуренные веки вспышка ясности ударила с такой силой, что голове стало больно.

— О-о. Не-е-е-т, — глухо простонал Майлз, уткнувшись лицом в диванную подушку. — Вот так я с нею и поступил?

Безжалостные родители предоставили ему самому повариться в нежданном озарении. Их молчание было резче, чем любые слова.

Так я с нею поступил... — простонал он жалобно.

Жалости, похоже, не предвиделось. Он прижал подушку к груди. — О, Боже. Именно это я и сделал. Она сама мне сказала. Она сказала, что сад мог бы быть её подарком. И я его отобрал. Тоже. Это прозвучало бессмысленно, ведь это она сама только что уволилась. Я думал, она принялась со мной спорить. Я был так рад, потому что думал, что если только она станет спорить со мной...

— ... то ты сможешь победить? — сухо закончил граф.

— Э-э... ага.

— Ох, сын, — граф покачал головой. — Бедный мой сын. — Майлз не стал ошибаться, принимая эти слова за сочувствие. — Единственный способ выиграть эту войну - начать с безоговорочной капитуляции.

— Заметь, это относится к вам обоим, — вставила графиня.

— Я пытался сдаться! - запротестовал Майлз отчаянно. — Но она пленных не берет! Я пытался заставить ее топтать меня, а она не стала. Она для этого слишком себя уважает, слишком... слишком хорошо воспитана, слишком, слишком...

— Слишком умна, чтобы опуститься до твоего уровня? — предположила графиня. — Ну надо же! Кажется, эта Катерина начинает мне нравиться. И нас с нею даже толком не познакомили. "Позвольте представить вам -- она уходит!" - выглядит несколько... усеченным.

Майлз впился в нее пронзительным взглядом, но долго выдержать не смог. Пристыженным голосом он добавил, — Сегодня днем она прислала мне обратно все планы сада, по комму. Как и обещала. Я настроил комм на звуковой сигнал, если от нее что-то придет. Я, черт побери, чуть насмерть не разбился, бросившись к машине. А там был просто пакет данных. Даже без личного примечания. "Сдохни, мерзавец" было бы лучше, чем это... это ничто. — Удрученная пауза, и он взорвался: — И что мне теперь делать?!

— Это риторический вопрос для пущего драматического эффекта - или ты на самом деле просишь у меня совета? — ядовито вопросила мать. — Я не намерена впустую сотрясать воздух, пока ты наконец не начнешь слушать внимательно.

Майлз открыл было рот для гневной реплики - и захлопнул его. В поисках поддержки он кинул взгляд на отца. Тот вежливо указал открытой ладонью в сторону матери. Интересно, на что это похоже - так привыкнуть работать с кем-то в паре, словно вы согласуете план атаки телепатически?

"У меня так и не будет шанса это выяснить. Если не..."

— Я весь внимание, — смиренно сообщил он.

— Эта... самое мягкое слово, какое я могу подобрать - "грубая ошибка"... целиком на твоей совести. Ты должен ей извинение. Так сделай это.

Как? Она абсолютно ясно дала понять, что не желает разговаривать со мной!

— Боже правый, Майлз - не лично же! В первую очередь, я не верю, что ты удержишься от пространных излияний и все себе не напортишь. Снова.

"Да что это с моею родней? Как мало у них веры в... "

— Даже разговор по комму слишком назойлив, — прибавила она. — А уж личный визит к Фортицам стал бы настоящим вторжением.

— С его предполагаемым подходом к делу - безусловно, — пробормотал граф. — Генерал Ромео Форкосиган, ударный отряд из одного человека.

Графиня пресекла дальнейшие реплики мужа едва заметным взмахом ресниц.

— Нужно что-то больше поддающееся контролю, — продолжала она объяснять Майлзу. — Думаю, все, что ты можешь сделать - написать ей записку. Короткую, лаконичную записку. Понимаю, что в уничижении ты не силен, но предлагаю тебе напрячь все силы.

— Думаешь, сработает? - Слабая надежда сверкнула на дне глубокого-глубокого колодца.

— Речь не о том, чтобы что-то сработало. Ты не можешь впредь стоить планы насчет любви или войны по отношению к бедняжке. Извинение ты отошлешь, потому что должен его и ей, и своей собственной чести. Точка. Иначе можешь не утруждаться.

— Ох, — совсем пристыженно выговорил Майлз.

— Кроссбол, — напомнил отец. — Хм.

— Нож вошел в цель, — вздохнул Майлз. — По рукоять. Не стоит его еще и проворачивать. — Он покосился на мать. — Записку лучше написать от руки? Или просто послать сообщение по комму?

— Ты только что сам ответил на собственный вопрос. Если твой отвратительный почерк сделался получше, это должно стать милым штрихом.

— И к тому же покажет, что письмо ты писал сам, а не диктовал секретарю, — заметил граф. — Или, хуже того, секретарь составил его по твоему приказу.

— Секретарем я пока не обзавелся, — вздохнул Майлз. — Грегор не дает мне достаточно работы, чтобы оправдать его наличие.

— Поскольку работа Аудитора начинается тогда, когда в Империи назревает тяжелый кризис, никак не могу пожелать тебе её побольше, — заметил граф. — Но, несомненно, дела у тебя пойдут живее после свадьбы. С которой, должен отметить, стало на один кризис меньше благодаря отличной работе, проделанной тобою на Комарре.

Майлз поднял взгляд, и отец ответил ему понимающим кивком; да, вице-король и вице-королева Сергияра определенно входили в узкий круг лиц, посвященных в детали недавних событий на Комарре. Грегор, несомненно, переслал вице-королю для ознакомления копию закрытого аудиторского доклада Майлза. — Ну... да. По крайней мере, выдержи заговорщики свой первоначальный график, и в этот день погибло бы несколько тысяч ни в чем не повинных людей. Что, мне кажется, омрачило бы торжества.

— Тогда ты заслужил небольшую передышку.

Графиня на мгновение задумалась. — А что заслужила госпожа Форсуассон? Ее тетя рассказала нам как очевидец о случившемся и об их участии в нем. Судя по рассказу, пугающий опыт.

— Официальную благодарность Империи, вот чего она должна была удостоиться, — отозвался Майлз; от напоминания стало только хуже. — А взамен все похоронили как можно глубже под покровом секретности СБ. Никто никогда не узнает. Ее храбрость, и то, как хладнокровно и умно она поступила, и весь ее героизм, черт возьми - это просто... исчезло. Это нечестно.

— В критический момент каждый делает то, что должен, — сказала графиня.

— Нет. — Майлз поднял взгляд на мать. — Одни люди делают. А другие просто ломаются. Я таких повидал и знаю разницу. Катерина... она никогда не сломается. Она всегда пройдет дистанцию на полной скорости. Она... сможет.

— Оставим в стороне тот факт, о женщине мы говорим или о лошади, — заметила графиня... (черт возьми, один в один слова Марка! что творится с его родными и близкими?...) - Но у каждого есть точка излома, Майлз. Та, куда можно нанести смертельную рану. Только у некоторых она находится в особом месте.

Граф с графиней снова обменялись одним из своих Телепатических Взглядов. Это ужасно раздражало. Майлза корежило от зависти.

Он собрал изодранные клочки своего достоинства и встал. — Извините. Мне надо идти... полить растение.

Ему пришлось полчаса блуждать в темноте по пустому, покрытому коркой саду, размахивая фонариком и проливая воду из кружки на дрожащие руки, чтобы просто найти эту проклятую штуку. В горшке укоренившийся скеллитум выглядел вполне крепким, но здесь он смотрелся потерянным и одиноким: клочок жизни размером с большой палец посреди целого акра бесплодия. И выглядел он каким-то тревожно обмякшим. Вянет? Майлз вылил на растение всю кружку; вода образовала в красноватой почве темное пятно, слишком быстро высыхающее и исчезающее.

Он попробовал вообразить растеньице полностью выросшим: пять метров в высоту, ствол, размером и формой похожий на тело борца сумо, и ветки-усики, характерными спиральными кривыми пронизывающие пространство вокруг. Потом представил себя самого в сорок пять - пятьдесят: возраст, до которого надо дожить, чтобы застать эту картинку. Будет ли он затворником, вздорным холостяком, эксцентричным, сморщенным калекой, за которым присматривают только изнывающие от скуки оруженосцы? Или гордым, хоть и замотанным, отцом семейства, идущим по жизни рука об руку с безмятежной, элегантной, темноволосой женщиной и с полудюжиной гиперактивных детишек в кильватере? Может... может, гиперактивность удастся приглушить генной коррекцией? Хотя родители непременно обвинят его в жульничестве...

Уничижение...

Он вернулся в дом, в свой кабинет, и принялся за попытки, перебирая добрую дюжину вариантов, составить самое лучшее уничижение, какое когда-нибудь видел свет.